Домой Целебные растения Герой гражданской войны командир тунгусского партизанского отряда. Первый председатель тунгусской волости. Планы командования Народно-революционной армии

Герой гражданской войны командир тунгусского партизанского отряда. Первый председатель тунгусской волости. Планы командования Народно-революционной армии

Н. А. Авдеева «Волочаевская победа и освобождение Хабаровского Приамурья в 1922 году», Хабаровский пединститут, 1978 год, с. 75- 80

Марина Цветаева

Все рядком лежат-

Не развесть межой

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

Белым был - красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был - белым стал

Смерть побелила.

Константин Ястребов

На Дальнем Востоке, Кубани, Дону,

Великой Сибири и даже Крыму

Сошлись в страшной битве полки,

А женщины плачут и гаснут с тоски.

Владимир Маяковский

В паровозных топках

Сжигали нас японцы.

Рот заливали свинцом и оловом.

Отрекитесь!- ревели, но из

Горящих глоток лишь три слова:

Да здравствует коммунизм!

Кроссворд

1 Ш
Е
4 М В
О Ч 6 Т Р Я П И Ц Ы Н
Л У А
3 К О Л Ч А К Й
А Е 12И
2 Л Е В К И Н 9 Б Р О Н Е П 15О Е З Д
О Т О
8 В А 11С И 13Л Ь Е В Й
Е А Р
7 Б Л Ю 10Х Е Р З 16Н А Г А Н
А А Ы О А
Р Б Ш 17Ц И П К И Н
Щ 14Ф А Д Е Е В И
Р В 18О Т А Н И
О Н
В 19Н А Г И Ш К И Н
С Л
К

По горизонтали:



3. Адмирал, возглавлявший Белое движение в Сибири и Дальнем Востоке

(Колчак)

6. Командир партизанского отряда, командующий Красной Армией Нижнего Амура, участник «николаевского инцидента» (Тряпицын)

7. Первый кавалер ордена Красного Знамени, Маршал Советского Союза, военный министр и командующий народно-революционной армией Дальневосточной республики, герой Гражданской войны (Блюхер)

8. Фамилия одного из режиссеров фильма «Волочаевские дни» о партизанском движении на Дальнем Востоке и борьбе с японскими интервентами.

(Васильев)

9. Вооружённый подвижной железнодорожный состав, предназначенный для ведения боевых действий, активно использовался в годы Гражданской войны



(Бронепоезд)

16. Револьвер - символ русской революции 1917 года и Гражданской войны

(Наган)

17. Профессор, доктор исторических наук, автор научных трудов по истории Дальнего Востока, Гражданской войны и интервенции (Ципкин)

18. Генерал, верховный главнокомандующий союзными войсками Антанты на российском Дальнем Востоке(Отани)

По вертикали:

1. Герой Гражданской войны, командир Тунгусского партизанского отряда, во время боя под Волочаевкой, командовал обходной колонной, наступавшей со стороны Архангеловки(Шевчук)

4. Русский генерал, участник Гражданской войны, видный деятель Белого движения на Дальнем Востоке (Молчанов)

5. Командир 27-го американского полка, расквартированного в г. Хабаровске в годы Гражданской войны(Штайер)

10. Город, на территории которого в 1918 г. открылся V Чрезвычайный краевой съезд Советов(Хабаровск)

11. Советский военачальник, участник Гражданской войны на Дальнем Востоке, один из организаторов и командующих Народно-революционной армией Дальневосточной Республики (Серышев)

12. Поэма А. Дракохруста, посвященная памяти расстрелянных австро-венгерских музыкантов на амурском Утесе в г. Хабаровске в 1918 г.

(«Интернационал»)

13. Именем этого героя Гражданской войны назван один из муниципальных районов Хабаровского края (Лазо)

15. Командир 12-ой дивизии японской императорской армии, захватившей 4 сентября 1918 года г. Хабаровск (Оой)

Литература.

1. Т. С. Бессолицына «Улицы дальневосточной столицы», - Хабаровск; издательство Хворов А. Ю. с.32, с.66

2. Эхо партизанских сопок. Гражданская война на территории Хабаровского края в воспоминаниях участников и историков-краеведов. Хабаровск 1972 год

3. В. Н. Гнатишин др. «Хабаровск», Атлас. Главное управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР. 1989 г.

4. П. Л. Морозов «Хабаровск. Краткая справочная книга», - Хабаровское книжное издательство.

5. П. Л. Морозов «Хабаровск». История. Современность. Переспективы», - Хабаровское книжное издательство. 1988 г.

6. Н. П. Рябов «Улицы Хабаровска рассказывают...», - Хабаровское книжное издательство. 1977 г.

7. Н. Ф. Сунгоркин, Г. Чечулина, А. Сутурин «Хабаровск: 1858-1983. Очерк истории», - Хабаровское книжное издательство.

8. Н. Ф. Сунгоркин «История Амурской флотилии», рукописная книга,1983 г.

9. «Дальневосточная правда», от 21 апреля 1920 г., Краевой архив Хабаровского края, Ф.1641(сб.), 1360 (сб.)

10. Из истории Гражданской войны и интервенции на Дальнем ВостокеХабаровский пединститут, 1978 г.


25 августа 1918 г. в Хабаровске открылся 5 Чрезвычайный краевой съезд Советов, где было принято единственно правильное решение – перейти к партизанским формам борьбы, использовать все возможности для разгрома контрреволюции и иностранной интервенции.

Осенью 1918 г., независимо друг от друга, в Хабаровске появились 2 подпольные группы: одна из рабочих под руководством Д. Бойко , другая из представителей Центросибири, которые прибыли из Сибири, уходя от белогвардейского террора. В 1918-1922 гг. по всему Дальнему Востоку формировались в тайге партизанские отряды. В числе партизанских руководителей особенно популярен был Сергей Георгиевич Лазо (1894-1920 гг.), один из руководителей борьбы за Советскую власть в Сибири и Приморье, герой Гражданской войны. В партии большевиков с 1918 г., член Центросибири. В 1920 г. член Военного совета Приморья, Дальневосточного бюро ЦК партии. После падения советской власти на Дальнем Востоке он ушел в тайгу вместе с другими большевиками. Весной 1919 г. он был назначен командующим всеми партизанскими отрядами Приморья. Грандиозная партизанская война, которая развернулась от Урала до Тихого океана, облегчала продвижение Красной Армии.

На территории будущей ЕАО действовало 2 крупных партизанских отряда: Тунгусский и Кульдурский.

Тунгусский партизанский отряд был сформирован в деревне Архангеловка, расположенной около 10 км. от ст. Волочаевка. Ядром отряда стали Хабаровские грузчики. Отсюда отряд делал диверсионные вылазки на железную дорогу, налеты на японские гарнизоны, защищал свою деревню от поборов и конфискаций. Руководил отрядом Иван Павлович Шевчук , в 1914-1917 гг. был на германском фронте, где вступил в партию большевиков. В 1919 г. отряд насчитывал 30 человек, организовал свою флотилию, сначала из лодок, потом раздобыли пароход. Вскоре отряд разросся, к 1920 г. в отряде Шевчука насчитывалось 900 бойцов.

Кульдурский партизанский отряд был организован в тайге в поселке Кульдур, место это было выбрано из-за близости железной дороги. А по железной дороге, по всем станциям и разъездам были японцы. Командиром Кульдурского отряда был вначале Федор Воробьев, а после его гибели (расстрелян японцами) в 1919 г. – Анатолий Федорович Большаков-Мусин . Заместителем председателя отрядного комитета был Онищенко Максим Трофимович.

Отряд состоял сначала из 6 человек, а затем вырос до 300. С момента формирования отряд занимался блокировкой передвижения интервентов и белогвардейцев по железной дороге – поджигали мосты, минировали железную дорогу, пускали под откос и сталкивали друг с другом вражеские эшелоны. Позднее стали минировать дороги при приближении белогвардейцев или интервентов к селам, расположенным на территории будущей ЕАО, в охране. В 1920 г. отряд влился в регулярные части Красной Армии.

В 1917 г. Николай Трофимович Онищенко был избран в первый Владивостокский Совет рабочих и солдатских депутатов. В 1918 г. работал в Дальсовнаркоме. Во время оккупации Приамурья иностранными интервентами и с образованием Уссурийского фронта летом 1918 г., как одаренный оратор он работал над агитацией населения по привлечению добровольцев в Красную Гвардию, затем был поставлен для подпольной работы на ст. Бира. Николай Трофимович с женой Александрой Григорьевной поддерживали связь с Кульдурским партизанским отрядом, вели агитацию среди японских солдат, распространяли политическую литературу. В мае 1919 г. Онищенко выдали провокаторы и его зверски замучили японцы, издевались и над его супругой, затем расстреляли и труп выбросили в реку Бира.

Японские интервенты, видя, что их позиции на Дальнем Востоке становятся все более шаткими, не раз пытались создать повод для продолжения интервенции. В ночь с 4 на 5 апреля 1920 г. с согласия и благословления американцев, которые предоставили японцам «свободу рук» почти во всех городах Дальнего Востока произошли японские выступления. Под видом учений они заняли выгодные стратегические позиции и неожиданно открыли огонь по расположению партизан, хладнокровно избивали мирных жителей. Однако партизанам удалось выйти из окружений с боями. Но японцы успели захватить руководителя партизан Сергея Лазо, членов военного совета Сибирцева и Луцкого. Их сожгли в паровозной топке. Всего погибло около 7000 человек. Над Владивостоком, где прежде были российские флаги, взвились японские. И вновь тайга стала крепостью обороны, откуда партизаны наносили удары по врагу.

Грандиозная партизанская война, которая развернулась в тылу Колчака от Урала, до Тихого океана, значительно облегчила продвижение Красной Армии на Восток и реализацию плана разгрома 1-го похода Антанты. Военная обстановка на Дальнем Востоке изменилась, когда по приговору революционного трибунала был расстрелян адмирал Колчак в январе 1920 г. Были вынуждены эвакуироваться американцы, англичане, французы. А японцы заявили о нейтралитете.

1. Шишкин С. Н. Гражданская война на Дальнем Востоке, 1918-1922 гг. – М. : Воениздат, 1957.

Чтобы помнили

На базе нашего небольшого Волочаевского школьного музея была проведена поисково-исследовательская работа, приуроченная к 80-летию Смидовичского района и Еврейской автономной области

Работа эта получила название «Чтобы помнили» и была посвящена одному из первых жителей села Волочаевки, первому председателю Тунгусской волости Александру Васильевичу Проценко. Незаметно для нас простая поисково-исследовательская работа переросла в масштабный проект с большой географией и серьезной заявкой на результат.

Основой для работы послужили материалы школьного музея, собранные еще в 1950-х – 1970-х гг. Переоформляя экспозиции музея после его расширения и ремонта, дети обратили внимание на экспонаты, связанные с историей одной из первых семей Волочаевки – семьи Проценко. Маленькие пометки на старых пожелтевших фотографиях, письма братьев Александра Проценко Ильи и Антонина подсказали идею о проведении поиска и исследования.

Ознакомившись с информацией об истории нашего района в годы Гражданской войны, с биографиями П.П. Постышева, И.П. Шевчука, мы почти не обнаружили информации об Александре Проценко. Схожей с судьбой Проценко оказалась судьба еще одного довольно известного жителя Смидовичского района, первого комиссара народного просвещения Дальневосточной республики, учителя и директора Николаевской школы Сергея Прокофьевича Щепетнова, которого тоже зверски замучили и убили в годы Гражданской войны.

Об Александре же Проценко если и были упоминания в литературе о Гражданской войне на Дальнем Востоке, то лишь несколько строк – такой человек был и являлся первым председателем Тунгусской волости, одним из сподвижников Шевчука и Постышева. Тогда возник вопрос: почему имена Шевчука, Постышева, Щепетнова увековечены, а имя Проценко, замученного карателями-калмыковцами, попросту забыто?

Учащиеся школы и активисты музея, его экскурсоводы погрузились в тему. В ходе поиска и исследования были изучены немногочисленные письма, фотографии, документы поисковой работы прошлых лет, воспоминания братьев Проценко, первожителей Волочаевки и участников Гражданской войны, хранящиеся в школьном музее. Источниками информации стали книги, сборники, справочники административно-территориального деления, интернет-ресурсы и т.д.

География поисковой работы включила в себя территории Архангельской и Белгородской областей, Краснодарского края (поиски Усть-Лабинской гимназии, где учился А. Проценко), Украины, Ленинградской области, Хабаровского края, г. Хабаровска и, конечно же, Еврейской автономной области.

Итогом большой работы стала биография первого председателя Тунгусской волости, небольшие биографии членов его семьи. Проект позволил узнать о происхождении названий многих географических объектов в окрестностях Волочаевки, появившихся благодаря незаурядной личности А.В. Проценко.

Коллектив школы обратился к районному Собранию депутатов с просьбой увековечить память об этом человеке. Была образована рабочая группа по рассмотрению обращения школы.

Кроме того, в ходе работы составлен список фамилий волочаевцев – участников Первой мировой войны. В память о них в нашем селе в 2015-2016 гг. планируется установка мемориальной плиты.

Первожители

Александр Васильевич Проценко родился в 1892 году в Екатеринодарской губернии (ныне Краснодарский край). Окончив Усть-Лабинскую учительскую гимназию, получил звание Земского (сельского) учителя. Будучи студентом, был арестован в 1905 году за участие в студенческом революционном митинге и распространение идей революции, революционной литературы. Спустя несколько месяцев после ареста Александру было разрешено окончить гимназию, но столыпинские гонения на первых революционеров не прекратились. В 1906 году отцу, Василию Трофимовичу, за революционные выступления сына было предписано в недельный срок покинуть Екатеринодар. И семья переезжает в станицу Ивановку к родственникам матери, Александры Антоновны. В 1907 году после бесконечных гонений отцу было предложено покинуть Ивановку и вообще выехать из казацкой Кубанской губернии. Отец записался в группу переселенцев на Амур.

Так, весной 1908 года после трехмесячных мотаний по железной дороге семья Проценко вместе с тридцатью пятью семьями безземельных казаков прибыла к подножию сопки Июнь-Корань.

Летом 1909 года Александр приехал к семье в село Волочаевка с дипломом народного учителя и музыканта-скрипача. Но работать по специальности ему так и не удалось, поскольку школы в Волочаевке тогда еще не было. Александр активно занимался охотой, рыболовством, помогал семье обустраиваться на новом месте.

Охоте на зверя, ловле рыбы в летнее и зимнее время Александр научился у гольдов, живших в 8 километрах от Волочаевки. Их, в свою очередь, он учил грамоте и письму. Любовь к природе и страсть ко всему неизведанному заставляли молодого человека исследовать окрестности деревни вдоль и поперек, вследствие чего появились первые названия озер, речек, проток и т.д. Названия придумывал сам Александр, а затем они естественным путем были узаконены населением.

Среди географических объектов, названных Александром, – озера Утиное, Проходное, Кривое, Великое, Комариное, Хаты-Талга, Комариный ручей, река Поперечка, протока Дашкевича, Бондаренкино озеро, Кошелевы ямы, Дроздовы покосы, протока Андреева и другие. На 10–15 верст местность, окружающая Волочаевку, стала более понятной.

В 1909 году Александр устроился работать ямщиком-писарем на Попереченском почтовом полустанке в 9 км от Волочаевки по дороге-времянке – «арестантской колесухе».

Летом 1910 года парень пошел работать на Тунгусский кирпичный завод, находившийся в трех верстах от Николаевки. После ликвидации нерентабельного предприятия Александр вернулся на полустанок к своей прежней работе.

Весной 1911 года начались изыскания по постройке Амурской железной дороги. До Первой мировой войны Александр работал на строительстве железной дороги. Контролировал строительство первых деревянных железнодорожных мостов через речки от будущего Амурского моста до станции Ольгохта. Задача его как государственного контролера заключалась в том, чтобы следить за тем, как подрядчики забивают сваи в грунт копром до отказа. Из-за неправильного строительства у Александра с подрядчиками была постоянная вражда, что дополнительно послужило впоследствии скорой поимке и расправе над Александром в 1919 году.

По воле народа

В 1914 году его призвали в царскую армию и в том же году отправили на фронт Первой мировой войны. Весной 1918 года он вернулся домой, в Волочаевку. В том же году вступил в партию. В октябре в Покровке на волостном Съезде Советов Александр был избран бедняцкой частью населения председателем Тунгусской волости (переименованной позднее в Волостную Земскую Управу) Хабаровского уезда Приморской области. Волость тогда была расположена в значительной части по левому притоку Амура – Тунгуске. Центром Тунгусской волости в то время было село Николаевка. Всего в волости насчитывалось более 60 населенных пунктов, в том числе 24 селения, 7 выселок, 27 заимок с общим количеством населения более 3800 человек. В состав волости входили такие населенные пункты, как Владимировка, Покровка, Дежневка, Архангельское, Верхне-Спасское, Волочаевка, Восторговка (Новокуровка), Голубичное, Даниловка, Николаевка, Нижне-Спасское, Самарка, Улика, Калиновка, Иванковцы, Преображенское, Каменка (Новокаменка) и другие.

На сельских сходках председатель разъяснял значение революции и с целью выхода из тяжелого послевоенного положения призывал создавать свои кооперативы. Среди населения волости Александр пользовался уважением. На захваченной в 1918 году интервентами и белобандитами территории Советы были разгромлены или устранены. Самоустранился и Совет Тунгусской волости, но Александр подчинился воле избравшего его народа и продолжал выполнять свою работу в селах волости, сознавая, что идет на верную смерть, заявив: «Революции без жертв не бывает».

Первостепенным в условиях интервенции делом для Александра было прятать и приспосабливать к работе укрывавшихся в тайге бывших партийных руководителей и разных работников советской власти.

Узнав через нанайцев, что П.П. Постышев скрывается в верховьях Тунгуски, Александр выехал вверх по реке. Используя власть председателя волостной земской управы, устроил жену Постышева учительницей в маленьком полурусском селе Шаманка, а самого Постышева – сторожем этой же школы.

В 1918 году, познакомившись с Иваном Павловичем Шевчуком, начал совместно с ним и Постышевым заниматься организацией первого партизанского отряда в районе деревни Архангеловки, на родине И.П. Шевчука. Подготовка населения волости в организации партизанского отряда была возложена на Александра. С его же участием в деревне Голубичное организовался второй Тунгусский партизанский отряд под командованием Алексея Николаевича Кочнева, состоявший в основном из рабочих Амурской флотилии и частично из местного населения.

Основную роль в организации партизанских отрядов И.П. Шевчука и А.Н. Кочнева Александр Проценко сыграл в 1919 году, когда атаман Калмыков объявил мобилизацию людей, лошадей и другого имущества в белую колчаковскую армию, предназначавшуюся для подавления партизанского движения и народно-революционной армии. Проценко, Постышев и Шевчук в это время пишут протест-воззвание против мобилизации. Довести воззвание до каждого села волости вызвался Александр, будучи ее председателем и имея большой авторитет среди населения.

Проценко выезжал во многие деревни Тунгусской волости, где созывал крестьянские сходки (сходы), на которых выступал, призывая крестьян бороться против американо-японских интервентов, белогвардейских банд семеновцев и не давать колчаковцам ни одного человека, ни одной лошади. Призывал брать оружие и идти в тайгу в организующиеся партизанские отряды Шевчука и Кочнева. Население волости патриотически отзывалось на призывы, и партизанские отряды активно пополнялись людьми. Собрания жителей были проведены Александром в Восторговке (Новокуровке), Архангеловке, Даниловке, Волочаевке, Дежневке, Самаро-Орловке, Нижнеспасском, Новокаменке, Голубичном и других населенных пунктах.

Трагическая гибель

19 августа 1919 года после проведения схода в Николаевке и Каменке (Новокаменке) и очередного пополнения партизанского отряда о продвижении Александра было сообщено в Хабаровск, в штаб атамана Калмыкова. Каратели под командованием есаула Пискунова, свирепствовавшего по селам Тунгуски, отправили конный отряд по маршруту Проценко. После проведения очередного крестьянского схода в деревне Калиновке на рассвете 20 августа 1919 года А. Проценко был схвачен карательной экспедицией атамана Калмыкова. Александра подвергли зверским пыткам, после чего белобандиты привязали его окровавленное тело веревкой за шею, а другим концом к луке седла лошади и протащили галопом через всю деревню. Потом, привязав тело к лиственнице недалеко от Калиновки, расстреляли его и изрубили клинками. Так завершилась короткая жизнь одного из организаторов первых партизанских отрядов, первого председателя Тунгусской волости.

Хоронить Проценко крестьянам Калиновки каратели запретили под страхом смертной казни. После их ухода, на 5-7-е сутки, в деревню прибыл партизанский отряд Кочнева и вместе с крестьянами деревни Калиновки истерзанное тело закопали в тайге за деревней, на месте его казни. Место председателя Тунгусской волости в конце 1919 года занял Павел Петрович Постышев.

История мемориала

После разгрома белогвардейцев на Дальнем Востоке в 1923 году в Николаевке был организован Волостной исполнительный комитет (ВИК). По его инициативе в Николаевке построили рабочий клуб имени А. Проценко и С. Щепетнова, замученных карателями. В клубе установили большие портреты А.В. Проценко – первого председателя Тунгусской волости и С.П. Щепетнова – первого комиссара народного просвещения Дальневосточной республики.

В конце 1920-х – начале 1930-х годов клуб в Николаевке вместе с портретами и документами сгорел. Портрет Проценко был восстановлен в Хабаровском краевом музее, но до Великой Отечественной войны портрета в музее также не стало. В 1960-е годы портрет Проценко находился в Волочаевском музее на сопке Июнь-Корань, но в экспозициях не выставлялся.

С 1954 года Илья Васильевич Проценко, брат Александра, вел активную переписку с Хабаровской краевой партизанской секцией с просьбой собрать доказательства у еще живых очевидцев тех событий, проживавших в поселках Николаевка, Калиновка, Каменка (сегодня – Новокаменка) и перенести прах брата из тайги в Волочаевку или Николаевку. В ноябре 1954 года на заседании партизанской секции при Хабаровском краеведческом музее заявление Ильи Проценко было рассмотрено. Секция постановила просить Хабаровский крайисполком о перенесении останков А.В. Проценко на станцию Волочаевка.

Но в том же 1954 году другой брат, Антонин Васильевич Проценко, обратился в Верховный Совет СССР с просьбой об установлении памятника герою Гражданской войны. Из Верховного Совета СССР в Хабаровский отдел культуры поступило письмо, подписанное К.Е. Ворошиловым, поддержавшим эту просьбу.

В 1958 году на основании документов, высланных братьями Проценко и собранных партизанской секцией Хабаровского краеведческого музея, Хабаровский крайисполком поставил около Калиновки (на месте казни) памятник Александру Проценко. На памятнике установили мемориальную доску с надписью: «Здесь похоронен замученный бандами атамана Калмыкова первый председатель Тунгусского волостного Совета Александр Васильевич Проценко».

На следующий год жители Калиновки были переселены в Волочаевский совхоз. Фактически деревня, недалеко от которой был поставлен памятник, перестала существовать. В 1963 году исчез с карты и Кур-Урмийский район. Территория, где был установлен памятник, относилась то к Амурскому, то к Хабаровскому районам Хабаровского края.

Как стало известно совсем недавно, в 1960 году на памятник, заполнялось охранное свидетельство, и он даже был внесен в список исторических и революционных памятников по Хабаровскому краю.

В августе 1960 года на заседании партизанской секции при Хабаровском краеведческом музее было снова выдвинуто предложение управлению культуры Хабаровского края о переносе останков А.В. Проценко в село Волочаевка, где предлагалось воздвигнуть индивидуальный памятник. В ответ на это обращение районные власти указали на нецелесообразность переноса останков, поскольку на установку памятника было израсходовано по тем временам 10 000 рублей.

В 1968 году Калиновка-русская была исключена из учетных данных решением Хабаровского крайисполкома и исчезла с карты вовсе.

Братья Проценко неоднократно ходатайствовали перед управлением культуры Хабаровского края и школой Волочаевки о перенесении останков и памятника А.В. Проценко в Волочаевку и о присвоении школе его имени. В 1966 году они просили школу № 11 взять шефство над памятником и привести в порядок место захоронения, но в связи с недоступностью за памятником и могилой ухаживать не представлялось возможным, так как добраться до него можно только по зимнику.

Сегодня там глухая тайга. Уход за местом захоронения не осуществляется. В реестре исторических объектов Хабаровского края памятник не значится.

Дань герою

История семьи Проценко заслуживает отдельного внимания. Они – одни из первопоселенцев Волочаевки. Отец, мать, шестеро братьев и сестра вместе с Волочаевыми основали деревню. Вся семья с 1911 года трудилась на строительстве Амурской железной дороги. Трое братьев воевали на фронтах Первой мировой войны. Четверо братьев Илья, Антонин, Анатолий и Владимир – партизаны отряда И.П. Шевчука, участники Волочаевского боя и военных событий до завершения Гражданской войны на Дальнем Востоке. В Волочаевке семья Проценко считалась семьей прогрессивных взглядов, в которой читались русские классики и революционная литература. Проценко – первые во многом. Среди них и первый секретарь Волочаевского сельского Совета, и первый председатель села, первая пионервожатая, первый парторг, первый организатор и секретарь комсомольской ячейки, писатель, трое братьев – участники Великой Отечественной войны. Биографии членов семьи, как и биография Александра Проценко, насыщены событиями и достойны того, чтобы мы помнили об этих людях.

Сегодня память об Александре Проценко и его семье сохраняется в музее Волочаевской школы, в письмах его братьев, в фотографиях и документах, присланных нам более полувека назад. Останутся в школьном музее и материалы нашей поисковой операции. Установка в селе памятного знака Проценко станет еще одной данью памяти не только как герою Гражданской войны, но и участнику Первой мировой войны и исторической личности – первому председателю Тунгусской волости.

Алексей ЗАЙЦЕВ, руководитель школьного музея, учитель СШ № 11 с. Волочаевка

Предисловие

Воспоминания т. Постышева о борьбе красных партизан против белогвардейщины и контрреволюции на Дальнем Востоке представляют несомненный интерес для нашей рабочей и колхозной молодежи.

Нам нужны такие книги для того, чтобы связать борьбу нашей молодежи на фронте социалистического строительства со всей предшествовавшей этому строительству борьбой партии и рабочего класса против эксплоататоров за победу и упрочение советской власти.

Героическая борьба Красной гвардии, партизанских отрядов и Красной армии обеспечила победу советской власти над отечественной и иностранной контрреволюцией и белогвардейщиной. «Высокая честь организатора наших побед, говорит т. Сталин, принадлежит великому коллективу передовых рабочих нашей страны - Российской коммунистической партии». Только под руководством партии рабочие и крестьяне Советской России могли победить на всех фронтах гражданской войны.

Парторганизации Дальневосточного края руководили всей борьбой партизанских отрядов на Дальнем востоке. История дальневосточной партийной организации в период гражданской войны с интервентами и белогвардейцами за власть советов, за социализм тесно связана с именем т. Постышева.

Павел Петрович Постышев, будучи виднейшим политических руководителем и вдохновителем партизанского движения на Дальнем Востоке, яркими штрихами со свойственной ему простотой отразил в своих воспоминаниях героическую борьбу первого тунгузского партизанского отряда, характерную для всего партизанского движения Дальневосточного края.

Настоящая брошюра представляет собой воспоминания т. Постышева, застенографированные 3 марта 1923 г. центральным партийным клубом гор. Читы, и обнаруженные Истпартом лишь в последнее время в партийном архиве Далькрайкома ВКП(б).

Брошюра т. Постышева является ценным вкладом в дело передачи молодому поколению великих традиций революционной борьбы. Но этим не исчерпывается ее значение. В ней содержится ряд ценных замечаний для наших историков, изучающих гражданскую войну на Дальнем Востоке.
* * *

«Гневно дрогнули полки, огненной, клокочущей лавой задышала тайга.
Воды Амура на волнах несли и плескали призывный клич борьбы за власть советов.
Красное знамя, знамя труда, зареяло над горными хребтами и сопками. Поднявшись на снеговые вершины, с быстротой метеора падало вниз и утопало, точно в бушующих волнах морских, в мощно, призывно шумящей тайге.
В зареве пылающих деревень отражались гигантские силуэты вооруженных рабочих, крестьян. По тропам таежным вереницей тянулись они, изможденные телом, но сильные духом, на борьбу с извечным врагом - капиталом.
«Проклятие палачам!» неслось из дебрей тайги, ударялось о скалы и эхом катилось по всему миру.
В бессильной злобе извивался каменный город белых, придумывая все новые пытки, все новые козни могуче гудевшей тайге.
Красное знамя вздымалось все выше и выше, горело все ярче и ярче кровавым огнем. Рокот таежный дымящейся лавой все ближе полз к городу белых.
По падям, долинам катилось: «Смерть палачам!» - «Смерть пришельцам кровавым!» отзывалось в сопках. «На борьбу, на борьбу!» призывно-раскатисто звучало таежное эхо».
П.П.

Первый партизанский тунгусский отряд

Товарищи, я заранее извиняюсь за то, что в этом моем беглом, напамять, воспоминании могут быть допущены отдельные неточности.

В августе 1918 г. Красноярск и Иркутск были заняты уже чехо-словаками. Красногвардейцы отступили вместе с Центральными исполнительными комитетами советов Сибири (сокращенно назывался - Центросибирь) в Верхнеудинск. Чехи продолжали свое наступление. Красная гвардия все время оказывала сопротивление чехам в непрерывных боях. Особенно ожесточенные бои с чехами красногвардейские отряды вели в районе озера Байкала. Под Владивостоком уссурийские и амурские рабочие держали красный фронт против белогвардейцев.

В конце августа с фронта, из-под Владивостока, стали поступать сведения о появлений первых отрядов японских войск, прикрывающих наступление белых против красных. В то же время Совет народных комиссаров Дальнего Востока созвал краевой с"езд советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. На этом с"езде был один вопрос: что делать дальше, когда от Иркутска наступают чехи, с Владивостока белогвардейцы с помощью японцев?

Центросибирцы предлагали нашим войскам разбиться па отдельные отряды и немедленно развернуть партизанскую войну и против чехов, наступающих от Иркутска, и против белогвардейцев и японцев, наступающих из Владивостока. Осилила другая точка зрения, которую представлял т. Краснощеков - председатель Совета народных комиссаров Дальнего Востока, предложивший распустить красногвардейские отряды по домам, а дальневосточное правительство и часть правительственных учреждений эвакуировать в Свободный. И до этого с"езда представители Центросибири предлагали дальневосточным товарищам создать единое красное командование, с тем чтобы вести борьбу против врагов концентрированными, об"единенными силами дальневосточников и сибирцев, но дальневосточниками это предложение Центросибири было отвергнуто.

Меня и еще нескольких товарищей краевой с"езд отправил на фронт с задачей организованного отвода с фронта частей, с задачей предупреждения на фронте той деморализации, которая могла быть угрожающей для самих же красногвардейцев. Но было уже поздно. Наши части отступали на колесах, а по пятам их преследовали белые войска.

3 сентября 1918 г. эшелон красногвардейцев, состоявший из благовещенских грузчиков и металлистов, самотеком отправился с фронта в Хабаровск. Удержать его не представлялось никакой возможности.

4 сентября вечером эшелон отправился из Хабаровска по направлению к Благовещенску с лозунгом: «Защищать Амурскую область от надвигающегося противника».

Я с этим эшелоном отравился из Хабаровска и покинул его на станции Волочаевке. Эшелон поехал домой, а я с семьей отправился по реке Тунгуске на лодке и остановился в деревне Шаманке, километрах в двухстах от Хабаровска. Шаманка - деревушка в 10-15 дворов в глухой тайге. В этой деревне я прожил шесть месяцев. Белогвардейцы во главе с атаманом Калмыковым в это время свирепствовали в Хабаровске. О партизанском движении еще не было слышно. Приходилось встречаться с отдельными товарищами - бывшими красногвардейцами, укрывавшимися в тайге, с отдельными ответственными работниками, в частности с т. Щепетновым (кажется, народным комиссаром просвещения Дальнего Востока), который впоследствии был схвачен, тяжело больной, белогвардейцами (если мне память не изменяет - в Восторговке) и, по рассказам крестьян, утоплен белыми в проруби.

Белые, занявшие Хабаровск, начали свои зверства с гнуснейшего расстрела бывших военнопленных империалистической войны (мадьяр), потом рабочих г. Хабаровска.

Вскоре белые об"явили мобилизацию в свою армию. Вся почти не только рабочая, но и крестьянская молодежь от мобилизации в армию решительно уклонилась. Началась расправа белых. Зарыскали по деревням карательные отряды белых. Рабочие побежали в тайгу. Чтобы укрыться от расправы белых, деревенская молодежь тоже бежала с оружием в руках в тайгу. Скрывавшаяся в тайге молодежь собиралась кучками, обсуждала, что делать и как быть. А белые издевались над их отцами, матерями и женами по деревням.

Настроение в пользу сопротивления белым у крестьян росло не по дням, а по часам. Бродившая по тайге молодежь стала быстро откликаться на зов, организовываться в партизанские отряды и продолжать борьбу с белогвардейцами и интервентами за власть советов Так стали зарождаться партизанские отряды - первоначально маленькие, плохо вооруженные.

Организация партизанских отрядов, собирание сил в эти отряды происходили очень быстро. Уже в марте 1919 г. во всем Приморье насчитывалось несколько десятков партизанских отрядов. Белые стали очень осторожны, не лезли в глубь тайги, боялись отдаленных деревень, а разбросанные по линии Уссурийской и Амурской ж.д. японские войска вынуждены были усиливать и укреплять свои гарнизоны по железнодорожным станциям, вынуждены были прекратить движение по железной дороге ночью и продвигали свои эшелоны по железнодорожной линии днем не иначе, как, с дозорными паровозами впереди.

Наш 1-й тунгусский (тунгусский партизанский отряд получил название от Тунгусской волости, Хабаровского уезда, расположенной в значительной своей части по левому притоку р. Амура - В.Тунгусске) партизанский отряд родился в половине 1918 г. в деревне Архангеловке (дер. Архангеловка, называющаяся также Тифонтаевкой, находится на р. Тунгуске, около 10 километров от ст. Волочаевки) под командой Ивана Павловича Шевчука.

Рабочий-грузчик, из украинских крестьян, Иван Павлович Шевчук отличался большими организаторскими способностями, смелостью и отвагой. Этот человек в борьбе за власть советов в годы гражданской войны на Дальнем Востоке сыграл огромнейшую роль. Его имя знали все крестьяне, начиная с ребенка и кончая семидесятилетним старцем.

Тунгусский партизанский отряд в первое время насчитывал десятка три - не больше - человек. Это отряд организовал свою «флотилию», первоначально из лодок, а потом раздобыл пароход.

Задача отряда в первые дни была охранять крестьян Тунгусского района от белогвардейских налетов, от белогвардейских зверств. И чем быстрее и сильнее росло сопротивление партизан белогвардейцам, тем разнузданнее, кровавее стали вести себя банды белогвардейца Калмыкова.

Я помню, как калмыковцы заскочили в деревню Николаевку. Деревня Николаевка находилась в 8 километрах от станции Волочаевки (около 50 километров к западу от Хабаровска). Калмыковцы собрали крестьян, выстроили их в шеренгу и минут десять-пятнадцать держали под дулами винтовок, затем каждого второго, не считаясь ни с возрастом, ни с социальным положением, били нагайками.

В тайгу к партизанам, к молодежи побежали и старики. Вся надежда на спасение была для крестьян - красные партизаны.

Это было в первой половине 1919 г.

Партизанских отрядов и в Приморье, и в Приамурье в это время было уже много.

Отряды насчитывали в своем составе иногда по нескольку сот партизан.

Партизанские отряды не организовывались стихийно, их борьба не была борьбой самообороны. Партизанские отряды организовывались большевиками. А те отряды, которые организовывались без большевиков, потом большевиками оформлялись и безусловно ими политически руководились. Борьба шла под лозунгом: «За власть советов».

Партизанская борьба за власть советов на Дальнем Востоке имела исключительное значение. В партизанские отряды Приморья и Приамурья ушли почти все рабочие из городов. Рабочие в отрядах являлись основным ядром. Впоследствии партизанское движение охватило всю крестьянскую массу. Конечно этому всеобщему об"единению трудящихся в партизанские отряды очень много способствовала не только гнуснейшая расправа белых с трудящимися крестьянами и рабочими, но и опасность захвата страны иностранцами - японцами, американцами, чехами, десанты которых в тот период на Дальнем Востоке были и которые поддерживали белых и амуницией, и вооружением, и снабжением, и активным участием в вооруженной борьбе против красных.

Для характеристики зверств белых и японцев я приведу несколько фактов.

В деревне Дежневке белые убили старосту, запороли семидесятилетнего старика до смерти. Опустошались целые деревни, сжигались и уничтожались все имущество и весь скот крестьян.

В деревне Архангеловке истязания белыми крестьян приняли ужасающий характер. Четыре старика подверглись неописуемым пыткам, затем были избиты до смерти четверо стариков. Сельский староста, инвалид империалистической войны, сторож сельской школы были замучены на глазах семьи. Старик, отец помощника командира Тунгусского партизанского отряда т. Шептюка, был замучен на глазах своей семьи. Несколько стариков (так как молодежи в деревне не было) были повешены, бока их были распороты шашками, а в раны были всунуты мерзлые щуки.

Наш отряд решил пополниться партизанами, для чего была об"явлена мобилизация крестьянского населения.

Я был избран председателем Тунгусской волости; как председатель я созвал в начале декабря 1919 г. волостной с"езд в деревне Восторговке. На этом с"езде население волости обещало штабу партизанского отряда кормить отряд, давая по два с половиной килограмма печеного хлеба с каждого дома, поставлять необходимое количество фуража, давать в любое время, как только потребуется, необходимые подводы. Решением с"езда было мобилизовано 600 человек для пополнения нашего партизанского Тунгусского отряда, хотя для 600 человек в нашем отряде оружия нехватало.

Недалеко от деревни Восторговки мы захватили склад лесопильного завода. На этом складе нам досталось 200 тонн овса, ботинки, валенки, пилы, топоры, рукавицы и другие предметы, столь необходимые отряду.

Отряд наш воспрянул духом. При отряде мы создали пошивочную мастерскую: шили обувь, одежду, организовали хлебопекарню и даже кустарный кожзавод.

Между станцией Волочаевкой и деревней Архангеловкой в тайге мы построили барак-казарму. Барак-казарма был так построен и так замаскирован, что неопытным глазом трудно было его заметить.

При отряде работал политотдел. Политотделу было трудновато: не было гектографа, мало было бумаги, а о машинке, и думать было нечего. Но мы писали обращения к крестьянам, писали прокламации, и для того, чтобы размножать эти обращения и прокламации, отобрали из отряда самых грамотных товарищей из общей массы партизан, которые в большинстве своем были малограмотны; по обыкновению в школе множились прокламации и обращения для крестьян и рабочих. Я помню хорошо, как ночью в школе с двумя небольшими керосиновыми лампочками без стекол наши партизаны-«грамотники» с трудом выводили букву за буквой, переписывали прокламации, а некоторые из них, чтобы то или иное выражение сделать покрепче, добавляли от себя проклятия атаману Калмыкову и особенно его дикой дивизии. Иногда ругали мужиков, которые пытались пробраться в город, чтобы что-нибудь продать, а потом купить необходимое для себя, называя такие поступки предательством и изменой.

Широко развернулась связь партизанских отрядов между собой; во второй половине 1919 г. стали практиковать совещания руководителей отрядов, конференции, на которых обсуждали исключительно вопросы борьбы, об"единеняого наступления, правильного расположения отрядов и т.д.

Первое боевое крещение нашего отряда началось с обстрела белогвардейских пароходов-дровянок. В этих первоначальных еще мелких стычках мы у себе потерь не несли, но все же раненые у нас были, а медицинской помощи не было почти никакой. Был в отряде военный фельдшер, но не было медикаментов, перевязочного материала.

На железнодорожной станции Ин (ст. Ин находится в 100 километрах от Хабаровска по направлению к Благовещенску) стоял японский гарнизон, при котором имелся японский красный крест. Гарнизон имел на своих складах - как нам передали - много овса. Мы имели сведения, что в этом гарнизоне не более ста японских солдат. Решили повести наступление на этот гарнизон. Отправили туда отряд человек в шестьдесят. Японский гарнизон был укреплен окопами. Находился он в специально приспособленной казарме. Решили ворваться прямо в казарму, бросить бомбу, изготовленную собственным способом, и тем самым навести панику на японских солдат.

Разработали план, решили зажечь казарму, но почему-то бомбомет наш оплошал - бомба не взорвалась. Начали обстреливать казарму. Казарму мы, правда, изрешетили, но японцы нас поливали пулеметным огнем. Мы потеряли одного убитым, двоих ранеными. Отступили.

На другой день выяснили, что в казарме было всего 70 человек, из которых было убито 60 с лишним, т.е. мы уничтожили таким образом почти весь гарнизон и отступили, не зная такого положения. Правда, нас донял пулеметный огонь. Попытались повторить атаку на эту казарму, но этот гарнизон был уже пополнен и сильнее вооружен. Нам пришлось вторично отступить. Так ни медикаментов, ни овса мы не захватили.

Еще несколько наиболее характерных примеров из боевых операций 1-го Тунгусского партизанского отряда.

В Хабаровске имелась так называемая база Амурской речной флотилии. Решили мы на эту базу повести наступление об"единенными силами отряда т. Шевчука и действовавшего по соседству с нами отряда т. Кочнева (Кочнев - рабочий-железнодорожник, командир 2-го Тунгусского отряда).

Перед этим наступлением организовали совещание, чтобы обсудить, как наступать, разработать план наступления и т. д. Сидели всю ночь; обсуждали, спорили, наконец решили повести наступление на эту базу. После совещания, уже рассвету, сели завтракать.

Совещание нисходило в деревне Архангеловке в ночь с 16 на 17 декабря 1919 г., в доме командира нашего 1-го Тунгусского отряда Ивана Павловича Шевчука: домик его был малюсенький, а семья Ивана Павловича была огромная. Ребятишки спали, разбросанные по полу, кто-то храпел на печке, только жена Шевчука ухаживала за ним, подавала нам на стол чай, картошку, вяленую кету. В это время кто-то из участников совещания заглянул в окно, крикнул: «Мы окружены белыми казаками!» Все бросились к маленьким замерзшим оконцам: действительно, домик окружен казаками. Схватились сейчас же за винтовки. Кочнев выскочил во двор и через соломенную изгородь уложил сразу наповал одного из казаков. Начали все стрелять. Казаки отступили от хаты. Командир нашего отряда Иван Павлович Шевчук без шапки: вскочил на неоседланного коня, поскакал к своему отряду. Отряд стоял километрах в четырех от деревни, в казарме-землянке.

Мы выскочили все из хаты, разбежались по кустам орешника. Дело было зимой. Накануне в эту деревню пришли партизаны из отряда Кочнева за овсом. Из нашего отряда десятка два человек мылись в бане в этой же деревне. Через три минуты все были на ногах, все рассыпались по разным местам деревеньки, начали обстреливать казаков. Казаки отступили на окраину деревни, кажется, в сторону левого берега реки Тунгуски, и заняли горку, чтобы видеть с этой горки, что делается в деревне, откуда стреляют, - одним словом, заняли наиболее выгодное, казалось для них, положение. В это время Шевчук доскакал до отряда, поднял на ноги партизан и редкой цепью, человек примерно шестьдесят - семьдесят, повел в тыл казакам. У противника создалось впечатление, что он окружен большими силами красных, почему поднялась паника, и он отступил, не приняв боя.

После нападения белых мы выдержали через два дня атаку со стороны японцев, организовавших против нас карательную экспедицию. Затем наш отряд стал отступать к отряду Кочнева, в деревню Калиновку.

Но отряд отступал не в полном составе. Часть его отошла к деревне Восторговке, которая дополнительно произвела мобилизацию крестьян, и вместе с мобилизованными крестьянами - стариками и молодые, здоровыми и калеками - эта часть, отряда пошла на соединение в Шевчуком.

Другой случай. Ночью в деревне Восторговке случился страшный переполох. В такое время обычно крестьяне верхом на лошадях сообщали соседней деревне, соседняя деревня сообщала дальше, и так по цепочке вплоть до места расположения партизанского отряда, которому сообщалась или тревожная обстановка или, появление противника. Так была организована связь у партизан, ибо телеграфа не было, телефонов тоже. Эта связь осуществлялась через крестьян, и называли ее живой связью.

В Восторговку действительно прибыл белогвардейский отряд в пятьсот человек. В этой деревне находилось человек двенадцать партизан. Дети, женщины и старики покинули деревню, убежав в ближайшую тайгу, и находились там примерно три дня и три ночи, разжигали огромные костры, закутывались в дохи, шубы, одеяла и полушубки и сидели там, выжидая, пока уйдут белые из деревни или подойдут наши красные партизанские отряды. Белогвардейский отряд, не застав никого в деревце, уничтожил все, что только мог уничтожишь.

Партизанскую борьбу на Дальнем Востоке никто еще не описал по-настоящему, даже и сотой доли нет того среди написанного, что было в действительности. Написано много, но отрывочно. Во многих произведениях страшно много суб"ективизма.

Это была настоящая борьба, борьба рабочих и трудящихся крестьян за власть советов на Дальнем Востоке. Борцы-таежники воодушевлялись и поддерживались героической борьбой, которая велась рабочими и крестьянами в Советской России. Красные партизаны Дальнего Востока чувствовали за своими плечами гигантскую поддержку борющихся российских рабочих и крестьян.

Отрезанные от центра России в Забайкалье атаманом Семеновым, сжатые огненным кольцом наступающих калмыковцев и японцев с востока, они дрались героически.

На Дальнем Востоке много неведомых могил, в которых лежат лучшие, наиболее передовые, наиболее сознательные герои - борцы за советы рабочих и крестьян. На Дальнем Востоке нет почти ни одной железнодорожной станции, не омытой кровью партизан - борцов за власть советов.

Партизанская борьба на Дальнем Востоке - не партизанщина в прямом смысле этого слова. Это была организованная борьба, причем организована она была коммунистической партией и проходила под руководством ее представителей. Ядро партизанских отрядов было большевистское, здоровое ядро, в составе которого были и рабочие и крестьяне.

На Дальнем Востоке осталось много военнопленных - и петроградцев, и ивановцев, и москвичей, и туляков, взятых в свое время в плен Колчаком. Эти бывшие военнопленные Колчака - рабочие и крестьяне, случайно избегнувшие смерти в «вагонах смерти» Колчака и Калмыкова, - перебежали к нам в партизанские отряды.

Рабочие и крестьяне Дальнего Востока хорошо знают имена Лазо Сергея, Серышева Степана, Мухина, Трилиссера, Шевчука И.П., Шевченко Гавриила, Якимова Макара, Павлова-Бойко, Флегонотова Алексея, Кочнева Алексея.

Припоминаю имена приморских партизан и борцов на образовавшемся впоследствии регулярном фронте против японцев и белых: Шептюка Федора, Коха Михаила, Попко, Попова Никифора, Ярошенко Ефрема, Вележева Сергея, Пшеницына К., Вольного, Мельникова Бориса, Засимука, Тетерина-Петрова, Сократа, Кручину, Певзнера, Соколова Александра (первого председателя военного фронтового суда), Семикоровкина, Слинкина, Лунева, Зюлькова, Мучника, а также беспартийных: Илью Головачева и Хренова (бывшие офицеры царской армии), Смирнова («Кепочка» - так звали мы его; впоследствии он командовал дивизионом танков, которые мы тайно угнали из Владивостока с помощью рабочих-железнодорожников) и целые десятки других боевых товарищей, имена которых рабочим и крестьянам Дальнего Востока хорошо известны.

Партизанское движение на Дальнем Востоке поддерживалось широчайшими слоями трудящегося крестьянства. Да и не могло быть иначе. Зверства палачей-белогвардейцев еще крепче спаяли всех трудящихся крестьян и рабочих в единую семью бойцов за власть советов. Молодой сын крестьянина, партизан, заскочив в свою деревню, чтобы повидать отца, находит только пепелище или повешенного отца, или убитую мать. Этот партизан-крестьянин не плакал, он только крепче сжимал в руках винтовку, нащупывал гранату, висевшую около пояса, и мчался обратно в отряд, чтобы снова ринуться в бой, отомстить врагу.

Женщины были лучшими нашими разведчицами. Они с особой любовью и теплотой относились к партизанам, делились последним. «Мученики вы наши», говорили они со слезами на глазах, когда партизаны приходили из тайги в деревню.

У каждого партизанского отряда были свои красные знамена с наименованием отряда и с лозунгами: «Вся власть советам», «Да здравствует рабоче-крестьянская власть», «Да здравствует Ленин».

Впоследствии не было ни одного партизанского отряда, в котором не было бы коммунистов.

Все вопросы отряд решал на общих собраниях. Он сам судил отдельных товарищей за их проступки и преступления, выносил решения, выносил приговоры. Но и здесь ведущею и решающую роль играли коммунисты. В подтверждение такого положения я приведу один факт из практики, из жизни 1-го Тунгусского партизанского отряда.

Командир отряда И.П. Шевчук был очень популярным командиром, пользовался колоссальным авторитетом. Я помню, как-то раз отряд разошелся с ним по вопросу о его роли в деле отмены и утверждения приговоров отряда только потому, что коммунисты были против единоличной власти командующего в делах суда. И отряд поддержал коммунистов. Правда, потом мы уступили своему командиру в этом вопросе. Но и этот факт говорит о том, что в партизанских отрядах ведущую роль играли безусловно коммунисты.

В нашем отряде особенно выделялся по знанию военного дела коммунист-партизан Сергей Вележев. Командир отряда очень считался с ним, всегда советовался с ним по всем военным вопросам. Коммунисты должны были быть в отрядах очень гибкими, не задевать самолюбия беспартийных командиров, уметь лавировать между этим самолюбием и делом, и это им всегда удавалось. Единственно, что нередко срывалось у коммунистов, - это то, что иногда не удавалось удержать разоренных крестьян-партизан, которые, видя издевательства белых над их деревнями и селами, в целях мести иногда, нам казалось, переходили пределы. Но и тогда, когда мы политически ставили вопрос, партизаны понимали нашу постановку и соглашались с нами.

Я помню, как в том же Тунгусском отряде мы захватили в плен несколько человек из дикой калмыковской дивизии - самых злых врагов тунгусских крестьян. В плен попало к нам человек шесть раненых. Мы убедили партизан в том, что пленных надо отпустить в город - пусть они расскажут, кто здесь борется, за что борется и как с ними поступили партизаны. Партизаны с нами согласились.

Приведу одну картину, которая характеризует безграничный героизм партизан, выработанную выдержку, сметливость и спокойствие в тяжелой таежной борьбе с белыми.

Однажды партизаны отряда т. Кочнева сопровождали обоз из двадцати подвод. Впереди шла разведка и вдруг неожиданно натолкнулась на японцев. Японцы, взяв винтовки наперевес, спросили: «Кто такие?» Наши ребята ответили: «Мы белые казаки». С японцами были белые офицеры. Один из офицеров спросил: «А где погоны?» Наши ответили: «Мы идем опасной местностью, где много партизан. Чтобы они нас приняли за своих, мы погоны сняли, они у нас в карманах». Офицер приказывает: «Показать погоны!» Такой разговор длился менее минуты. Наши сразу же вскинули винтовки и дали залп по японцам. На мгновение японцы стушевались. Наши бросились в тайгу. В это время обоз уже обернулся и катил в обратную сторону, завернув в тайгу. Все это сделано было в одно мгновение. Из тайги открыли стрельбу. Японцы не решились итти в тайгу. Всего в этом обозе с крестьянами-возчиками было человек семнадцать.

Вот еще факты.
Был у нас партизан-старик, по фамилии Васильев, лет под шестьдесят, здоровый, высокий, на редкость сохранившийся. В нашем отряде он был начальником обоза. Однажды т. Васильев пробирался из деревни Восторговки в свой отряд тайгой. В дороге его застигла ночь. Он решил переночевать в ближайшем зимовье (зимовье - таежная избушка). Васильев затопил печку, заперся крепко изнутри, согрелся, очевидно, и заснул. На рассвете на это зимовье натолкнулись белогвардейцы. Начали стучаться. Васильев (как потом мы узнали из рассказа перешедших к нам рядовых из этого белогвардейского отряда, кажется, тоже военнопленных, в принудительном порядке забранных белыми в отряд) крикнул: «Кто там?» Ему ответили: «А ты кто?» - «Я красный», сказал Васильев. «А, красный!» - и начали ломать дверь.

Тов. Васильев решил живым не сдаваться и выстрелил из винтовки себе в висок. Белые сломали дверь, обыскали труп геройски погибшего Васильева и зажгли зимовье.

Мы потом осматривали пепелище этого зимовья, собрали кости т. Васильева и зарыли тут же в тайге около сгоревшего зимовья.

Такие случаи были нередки. Партизаны не сдавались не только потому, что боялись ужасных пыток своего врага, но и потому, что считали недостойным для себя живыми сдаваться врагу.

В 1919 г. зимой в деревню Восторговку пришел отряд калмыковцев человек триста-четыреста (хорошо не помню). В этом белогвардейском отряде были мобилизованные атаманом Калмыковым в принудительном порядке рабочие и освобожденные бывшие военнопленные красноармейцы, взятые в плен Колчаком в Сибири и содержавшиеся в хабаровских лагерях. Калмыков хотел использовать против красных партизан пленных красноармейцев, а последние не отказались вступить в белогвардейский отряд Калмыкова только потому, что поставили себе задачей во что бы то ни стало вырваться из концентрационного лагеря и перейти к партизанам.

В этом отряде были и калмыковцы из «дикой» дивизии, люди-звери.

Отряд расположился в деревне на ночевку. При отряде была одна горная легкая пушка и один или два пулемета. В деревне Восторговке в это время заночевало несколько наших партизан (5-8 человек). Военнопленные красноармейцы, попавшие в отряд Калмыкова, решив твердо перейти к нам, очень усиленно разыскивали в деревне кого-нибудь, кто знает, где находится тот или иной партизанский отряд. Они разыскивали его с той целью, чтобы после уничтожения своего белогвардейского командного состава, уйти в партизанский отряд и присоединиться к нему. Для этого нужно им было знать дорогу, месторасположение отряда и т.д.

Но в деревне находились одни женщины и дети; наши ребята конечно были спрятаны. Крестьянки не могли рассказать, где находится партизанский отряд, и всячески уклонялись от расспросов. Но поведение белогвардейского отряда крестьянкам показалось странным, жители этой деревни видали уже виды: Восторговка подвергалась неоднократному нападению белых. Раньше приходили белогвардейские отряды и сразу начинали чинить расправу, насиловать женщин, резать скот, заставляли крестьянок из этого же крестьянского скота готовить им пельмени и т.д. Но рядовые прибывшего отряда вели себя не так, как обычно вели себя белые, начинали заговаривать о советской власти, о партизанской борьбе, о безобразиях в городе. Но рассказывали все это отдельные люди, прячась от своих офицеров, а иногда и друг от друга.

Все же женщины решили сообщить скрывающимся партизанам о положении, в белогвардейском отряде. Женщины сообщили партизанам, будто отряд расколот на две половины и одна к другой относится недоверчиво. Офицерня тоже поняла, что сделала очень серьезную промашку, включив в состав карательной экспедиции, около двух третей численности всего отряда, бывших военнопленных красноармейцев, и особой ретивости не проявляла.

Наши партизаны, скрывавшиеся в этой деревне, стали пробовать связаться с отдельными ребятами из белогвардейского отряда. Связались. Те им рассказали свои намерения, об"яснили план операции, которую они решили произвести ночью в отношении своего командного состава. Наши очень осторожно начали расспрашивать: какие у них силы, что за люди, нет ли знакомых из рабочих, из бывших военнопленных. Оказалось, что нашлось несколько человек знакомых, и очень близких знакомых, нашим партизанам. Только после этого скрывающиеся в деревне партизаны стали действовать вместе с группой ребят из белогвардейского отряда.

Ночная операция удалась нашим легко: офицеров побили, ненадежных рядовых разоружили, кое-кто успел сбежать, в том числе и некоторые офицеры. После того как расправились с командным составом, спросили, кто хочет итти в город, кто к партизанам, в тайгу. Все решили вместе с партизанами бороться против Калмыкова, и все пошли в отряд т. Шевчука.

Впервые наш отряд обзавелся пушкой, «горняшкой», как ее звали партизаны. Эта пушка нам все время оказывала очень большие услуги и изменила нам помимо своей воли 4 и 5 апреля 1920 г., при неожиданном для нас выступлении японцев в Хабаровске. Когда наш партизанский отряд должен был с боем отступить на левый берег Амура, «горняшка» подавилась собственным снарядом, и нам пришлось ее бросить. Об этих кровавых днях 4 и 5 апреля 1920 г. я расскажу ниже. Это - памятные дни, особенно для рабочих Хабаровска, Владивостока, Никольска-Уссурийского.

Кажется, в январе 1920 г., после того как Колчака уже разбили, когда партизанское движение разлилось могучей волной не только на Дальнем Востоке, но и по всей Сибири, японцы, растянутые цепочкой от Владивостока чуть ли не до Байкала, почувствовали, что авантюра Колчака провалилась. Японцы видели, что с нарастающим партизанским движением рабочих и крестьян не только им, японцам, но и интервентам всех стран ни под каким видом не справиться. Красная армия Советской России победно продвигалась вперед на соединение с борющимися партизанами. Японцы вынуждены были об"явить так называемый нейтралитет. Да и опасно им было находиться в таком распыленном по этой гигантской дороге состоянии. Они начали концентрировать свои силы первоначально в Благовещенске, Хабаровске, Никольске-Уссурийском. В январе 1920 г. японцы официально выступили с заявлением о нейтралитете и стали очищать Амурскую область от своих войск.

В этот день, когда наш отряд услышал о том, что японцы об"являют нейтралитет, я находился в деревне Шаманке, зашел проведать свою семью. Когда я ужа собирался итти обратно в отряд, ко мне прибыл специальный гонец, кажется т. Иннокентий, который и сообщил эту радостную для на весть. Он крикнул на ходу: «Ура, наши победили! Колчак разбит, японцы об"явили нейтралитет. Отряд сегодня решил выйти из тайги и занять открыто линию железной дороги от Ольгохты (ст. Ольгохта - соседняя со ст. Волочаевкой) до Волочаевки».

Эта весть уже облетела все прилегшие к линии железной дороги деревеньки, она молнией пронеслась в самые глухие, отдаленные таежные уголки. Нам казалось, что тайга и та разделяла нашу радость вместе с нами. Шум ее как будто стал не таким суровым. Старые ели и лиственницы, покрытые седым мхом, как будто приветливее смотрели на нас. Как мы тогда говорили - тайга распахнулась для победителей - рабочих и крестьян.

Десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч партизан шли целыми отрядами, отдельными звеньями, группами, измученные, но закаленные в борьбе за власть советов. Безусые юноши, мужественные молодые боевые партизаны, заросшие бородами, седые старики - все шли твердой, гордой поступью, с винтовками и берданками за плечами, покрытые морозным инеем. Старики крестились от радости, молодежь пожимала друг другу руки, бабы, встречая их, целовались и обнимались, искали своих детей, мужей, отцов. Партизаны из ближайших деревень обращались к командиру за разрешением отпустить их к женам, передохнуть денька два-три. «Хоть день - да наш, отдохнем за все время хоть одну ночку в безопаске», говорили они. Командир отпускал, но очень скупо.

Большевики тогда развернули огромную работу по раз"яснению широчайшим трудящимся крестьянским массам, что поражение Колчака, нейтралитет японцев - это еще не прекращение борьбы, это еще не полная наша победа. «Нам предстоит еще огромная, гигантская борьба, не менее жестокая и не менее упорная впереди. Увлекаться и особенно радоваться нам не следует. Это нами завоевана передышка, да и то не особенно длительная. Мы эту передышку должны использовать, связаться крепче с большевистскими организациями, добыть побольше оружия и перестроить свою борьбу так, чтобы от партизанских методов перейти к методам фронтовой борьбы. Японцы еще находятся в нашей стране, Калмыков еще не разбит. Атаман Семенов в Забайкалье сидит нетронутым и свирепствует. Радость - радостью, а дело - делом», говорили мы партизанам и особенно молодежи.

Наш отряд вышел из тайги, штаб отряда расположился, если мне память не изменяет, в деревне Владимировке. Японцы по линии железной дороги под Хабаровском занимали важнейшие пункты. Но они крайне волновались. Они не верили, что мы, партизаны, спокойно отнесемся к ним. Они выставляли усиленные патрули вокруг казарм и тех пунктов, где находились их войска. Патрули ночью утраивались. Они с нетерпением ожидали распоряжения сняться с линии железной дороги и двинуться в Хабаровск, где находились их основные силы.

Наши партизаны стали помаленьку «снюхиваться» с японскими солдатами. Вот некоторые картинки этого японо-партизанского братания.

Японские солдаты собираются по два-три человека, стараются сблизиться с нашими партизанами при каждом удобном случае. . Хочешь получить на память красный бантик? Если ты рабочий или трудящийся крестьянин, - говорят наши партизаны, раз"ясняя смысл жестами рук, - то и ты бурсука, получай». Солдат-японец смеется, радостно пожимает руки партизанам, берет бантик и прикалывает его обратной стороны шинели на подкладку. «Моя не може, моя не може, сердита начальник», тоже жестами рук старается об"яснить свои слова японец; японский солдат не может приколоть этот бантик на видном месте, как их носят наши партизаны.

Вскоре мы получили распоряжение из Владивостока преследовать атамана Калмыкова, который начал удирать из Хабаровска. Наш отряд двинулся по направлению к Красной Речке. Калмыков отступал по реке Уссури. Мы преследовали его по пятам, били и уничтожали отдельные его звенья, отставшие от головного отряда. Но Калмыкова не поймали.

Уссурийские казаки, пожалуй в значительной своей части бывшие опорой Калмыкова, увидевши его гибель, начали присоединяться к нам, убедившись в победе рабочих и крестьян. Конечно контрреволюционная часть белогвардейских уссурийских казаков отступила вместе с Калмыковым, часть перешла на китайскую сторону. Те казаки, которые не хотели расстаться с хозяйством, увидели, что иного исхода нет, как примкнуть к победившим рабочим и крестьянам. Чтобы доказать свою преданность и искупить свое прошлое, они так зверски, так жестоко расправлялись с пленными калмыковцами, которые попадались нам, что у наших партизан иногда морозом кожу подергивало.

Правда, примкнувшие к нам казаки расправлялись над самой кровавой частью калмыковских войск, - над остатками дикой дивизии. Это была действительно дикая, разнузданная, разложенная дивизия, которая являлась главной опорой Калмыкова. Она была самым наилучшим показателем разложения, бессилия и разнузданности, всего того, что находило себе место в разных видах белогвардейщины. Колчаковщина, атамановщина, расправлявшаяся зверски со своим классовым врагом, извивалась в собственных предсмертных судорогах.

Не поймав Калмыкова, наш отряд вернулся на станцию Красную Речку. В Хабаровск прибыли так называемые народно-революционные войска из Владивостока. Это остатки колчаковских войск, перешедших после падения Колчака на сторону рабочих и крестьян. Их было, кажется, два полка. В Хабаровске была уже организована рабочая власть: ревком и все, что полагается. Но в Хабаровске попрежнему стояла японская дивизия.

Партизаны нашего отряда, партизаны отряда Кочнева, партизаны отряда Павлова-Бойко страшно рвались попасть в Хабаровск. Столько времени не бывали в городе открыто, а тут не пускают! Мы старались удержать партизан от входа в город. Во-первых, мы боялись, что этот город, в котором находилась японская дивизия, будет для нас мышеловкой. Японцам мы не верили, не доверяли мы еще и народно-революционным войскам, бывшим войскам Колчака, перешедшим на нашу сторону. Не доверяли мы больно и Владивостоку, в котором сидело много всякой сволочи: меньшевиков, эсеров и другой буржуазной дряни, которая безусловно была прямой агентурой всех интервентов, находившихся тогда в Приморье. Но во Владивостоке были большевики, был т. Лазо, наш человек, которого очень любили как героя, как отважного бойца и организатора партизанской победы. Лазо стоял тогда во главе всего партизанского движения в Приморье. Была там и партийная большевистская организация.

Удержать партизан в Красной Речке не удалось. Поэтому решили войти в город. Вот картина нашего вступления в город.

Впереди рабочие со знаменами, огромная масса народа. Вышли и все обыватели Хабаровска, затравленные, забитые калмыковпами: они видели в лице партизан своих спасителей. В нашем отряде много было рабочих из самого Хабаровска. Плакаты, знамена, крики «ура», слезы радости, встреча знакомых, родных - все это можно было в этот момент наблюдать.

Отряд шел стройно, серьезно, сурово, солидно. Командир нашего отряда Иван Павлович Шевчук сидел на большом красивом коне, сам молодой, здоровый, румяный, кудлатый. Через плечо у него широкая красная лента. В одной руке огромная папаха, другой он поддерживал шашку. Ему устроили овацию: он низко кланялся направо и налево радостно бушующей толпе.

Партизаны несли знамена, на которые было написано: «Вся власть советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов», «Да здравствуют рабоче-крестьянские советы», «Да здравствует Ленин», «Да здравствует РКП».

Встречали нас с обнаженными головами.

Партизаны в брезентовых ичигах различного цвета, в папахах, шапках, ушанках, в полушубках, в тулупах, армяках, заросшие и небритые, с длинными красными бантами на груди, с различным оружием на плечах - берданками, винтовками, русскими, японскими, охотничьими ружьями, револьверами всех систем (маузерами наганами, кольтами), с гранатами за поясами, с гордо поднятой головой шли по центральным улицам Хабаровска, стараясь крепче отбивать свой победный шаг.

Нас разместили в деревянных казармах. Шевчук, командир нашего отряда, вызвал меня, чтобы обсудить один вопрос. «Городу доверять нельзя, как сейчас помню, сказал он мне. - Различной сволочи тут много. Японских войск стоит целая дивизия, а японцев мы знаем. Кто такой во Владивостоке, который пытается управлять нами, кто там сидит? Не следует ли посмотреть? Да к тому же там (т.е. во Владивостоке. - П.П.) хотят говорить с японцами. О чем?» После этого Шевчук предложил мне: «Не поедете ли вы во Владивосток? Узнайте все хорошо, да по пути добудьте оружие и патроны». Я согласился. Он также сказал: «Примите там участие в переговорах. Если наши люди пытаются говорить с японцами, то без нас эти переговоры не должны вестись». Я улыбнулся, знал, что никаких переговоров с японцами с нашей стороны нет, а если кто ведет, то это белогвардейцы всех мастей, в том числе меньшевики.

Согласились поехать я и еще т. Василий (фамилию забыл). Двинулись во Владивосток.

Приехали. Во Владивостоке повидали мы знакомых: т. Мельникова Бориса, который сидел в штабе у Лазо, видели Лазо, переговорили, обменялись мнениями и вернулись обратно в Хабаровск. Я не помню, к сожалению, числа, когда мы вошли в город Хабаровск, помню одно - что мы там просидели месяца два, может быть и меньше. Наступил злосчастный канун 4-5 апреля 1920 г.

Накануне 4 апреля вечером японцы начали подозрительно оживляться. Приходили к нам в штаб очень ласково и вежливо, начали ходить по нашим казармам и раздавать партизанам сахар, чай, виски, - одним словом, начали делать подозрительные визиты. Мы забеспокоились, немедленно разослали по всем местам расположения наших частей специальных людей с такой директивой, чтобы японцев из казармы не гнать, дерзостей не говорить, но и не принимать никаких подарков, следить за своими ребятами, чтобы они не пили водку не только японскую, но и свою. Мы знали тактику японцев, что всякие такие миролюбивые настроения японцев - это первый признак какой-нибудь гадости и подвоха с их стороны.

Между прочим, дня за три до этого события японцы под предлогом тактических занятий вели наступление на наши казармы. В наших казармах били тревогу, партизаны немедленно рассыпались и лежали таким образом против японской цепи по пятнадцать-двадцать минут, потом расходились и те и другие. Мы спрашивали японцев, в чем дело. Они, улыбались, говорили: «Ничего, ничего, это происходят тактические занятия наших частей».

Но это была провокация, которую мы еще полностью не раскусили, хотя предупредили ее, категорически запретив нашим войскам открывать огонь по японцам, если последние не начнут сами.

3 апреля мы стали получать очень тревожные известия из Владивостока и Никольска-Уссурийского, а 4 апреля ночью связь с Владивостоком была порвана. 5 апреля утром в 9 часов японцы открыли по всему городу Хабаровску орудийную, пулеметную и ружейную стрельбу, даже не сняв своих патрулей с улиц. Стреляли по школам, по лачужкам рабочих, по прохожим, которые вышли на базар за покупками, стреляли по крестьянам, приехавшим в город, стреляли по всем и особенно избирали целью всех, кто был одет в военное или походил по одежде на партизана.

Центральный артиллерийский огонь был направлен японцами по нашему штабу, который находился в бывшем кадетском корпусе. В этом же здании бывшего кадетского корпуса жила и моя семья. К началу стрельбы я находился в исполкоме (помещение исполкома находилось на Муравьев-Амурской улице в значительном отдалении от кадетского корпуса) с группой вооруженных матросов - их было человек десять. Отстреливаясь, перебегая редкой цепью из квартала в квартал, мы добрались до кадетского корпуса уже ночью. Подойдя близко к кадетскому корпусу, который был освещен заревом горевших военных складов, я сказал ребятам: «Вы перебирайтесь в сторону левого берега Амура. Наши часта должны отступить только туда. Я же пойду в штаб, захвачу жену и буду пробираться туда же». Мы пожали друг другу руки, разошлись, не потеряв ни одного товарища.

Примерно около часу ночи я вошел в здание Красного креста кадетского корпуса. В этом здании я нашел свою жену (тов. Постоловскую) и еще несколько семей, издерганных, измученных: они просидели целый день в подвале под грохотом артиллерийского японского огня. Я хотел было отдохнуть в здании Красного креста, но старший врач пришел и сказал: «Тов. Постышев, если вас обнаружат здесь, нас всех перережут, а у нас во втором этаже лежит с десяток тяжело больных партизан и солдат из полков, перешедших к нам из бывшей колчаковской армии» (между прочим, попутно сообщаю, что эти полки, перешедшие к нам из колчаковской армии и находившиеся в Хабаровске, понесли большие потери; сражались они против японцев героически).

Я взял свою жену и пошел с ней на свою квартиру. Квартира моя находилась на третьем этаже. Я запер все двери. Оба, измученные, мы крепко заснули. Мы хотели поспать только до рассвета с тем, чтобы при начинающемся рассвете осторожно перебраться к реке Амуру и по льду перейти на его левый берег, туда, где должны были, по-моему, концентрироваться наши отступившие войска. Но мы так, крепко заснули, что проспали до утра.

Я проснулся, вскочил, бросился к окну, смотрю - здание наше окружено японцами. Жена поняла, в чем дело. «Спрячься, - говорит она мне, - спрячься в трубу, может быть, выберешься оттуда на чердак, пересидишь, а то тебя убьют. Сюда безусловно придут японцы, потому что работница знает, что мы здесь».

А работница наша была раньше прислугой старого хозяина квартиры, старый же хозяин квартиры, в которой поселился я, был полковник колчаковской армии. «Она укажет японцам на наше присутствие здесь, она видела, как мы шли сюда», волнуясь, говорила мне жена, пытаясь убедить меня в необходимости спрятаться. Я, улыбнувшись, сказал ей: «Не беспокойся, прятание не поможет. Уйти бы только тебе отсюда, а я запрусь и при первой попытке японцев достать меня буду отбиваться: живой я не дамся». Она отрицательно покачала головой и сказала: «Я знаю зверства японцев, как они насилуют женщин, издеваются над ними. Я не уйду от тебя, я умру с тобой».

Я не мог заставить ее уйти, да и поздно уже было. Уговорились, что при первой попытке ворваться к нам мы будем отстреливаться и покончим с собой при первой же неудаче. Я чувствовал свое безнадежное положение, видел, что выхода для меня больше нет. Меня занимала одна мысль: не дать на истерзание японцам и белогвардейцам жену. А для этого надо было покончить первоначально с женой, но так, чтобы она не видела и не чувствовала этого. Я начал следить за ней. В это время раздались по вестнице шаги. Я подошел к окну, выходящему на лестницу. Оно было за решеткой и закрыто занавеской, так что проникнуть в него не было возможности. Вижу - идут по лестнице два японца и один русский, очевидно белогвардеец. Подошли к двери, начали стучать - мы молчим. Пытаются открыть дверь - мы молчим.

Тогда они пошли назад, а через несколько минут вернулись обратно. Но теперь уже пришло четверо японцев и двое русских с каким-то инструментом, вроде лома. Жена подошла к окну, выходящему во двор. Я хотел в это время поднять руку с револьвером в ее сторону, как она мне крикнула: «Партизаны!» У меня выпал из рук револьвер, я бросился к ней и вижу: около двух десятков партизан перебегают редкой цепью двор корпуса. Японцы быстро сняли оцепление вокруг этого здания. На нашей лестнице раздался быстрый бег вниз японцев, которые хотели взломать дверь моей квартиры.

Японское оцепление быстро построилось в небольшую колонну и пошло преследовать эту цепочку партизан.

Я взял револьвер, открыл дверь, взял под руку жену, и мы через несколько минут очутились во дворе кадетского корпуса. Быстрыми шагами направились в лазарет. Нижнее здание лазарета уже горело. Все, кто мог уйти со второго этажа, перебрались оттуда, и только несколько тяжело раненных лежали и стонали. Нас оказалось там человек восемь, таких же, как я, случайно попавших и укрывшихся от преследования японцев и белых. Мы решили взять раненых прямо с кроватями. Я перевязал себе левый глаз марлей, чтобы несколько замаскироваться. На руку мы сделали из марли повязки и красным карандашом нарисовали красный крест. Понесли раненых. С нами вместе несла их и моя жена. Вернее, не несла, а еле-еле сама передвигала ноги. Мы прошли мимо одной японской части, мимо другой; нас никто не трогал. Мимо нас шныряли белогвардейские офицеры, но на нас никто не обращал внимания, потому что в это время гражданский Красный крест подбирал раненых и увозил во второй гражданский лазарет, находившийся на берегу Амура, а японцы и белогвардейцы были заняты нашими отступавшими частями.

Они еще не знали, куда наши части ушли и все ли части оставили город. Мы прибыли в лазарет целыми и невредимыми.

Там оказалось около семидесяти наших людей. Все ждали вечера, чтобы перебраться с правого на левый берег Амура. Днем итти было, нельзя, потому что японцы все время, обстреливали реку. Меня мучила одна мысль: куда деть жену? Тащить ее через Амур в апреле, когда лед уже провалился, я не мог. Потому что у нее были последние дни беременности. Правда, в городе жила мать жены, но отправить жену добровольно от себя не было никакой возможности: она не хотела меня оставить. Тогда я пошел на хитрость. Я сказал: «Я страшно хочу есть, достань где-нибудь хотя бы хлеба». Она пошла искать хлеб, а я в это время спустился по крутому правому берегу Амура на лед реки. Быстрыми шагами стал перебегать лед, проваливаясь одной ногой, вытаскивая из проруби другую. За мной решились бежать наших еще человек десять.

По нам японцы открыли стрельбу. Кого-то сзади ранили, я слышал стон, но, не оглядываясь, шел дальше. Только тогда, когда я перешел Амур, когда я очутился на левом берегу и был уже вне опасности, я сел отдохнуть. Только тогда подумал о том, как благополучно, миновала та ужасная беда, когда я хотел собственными руками застрелить свою жену, как и случайно и неожиданно, для себя вырвался из капкана, добровольно попавши в него. Жена, как потом мне рассказывали, долго искала меня. Потом узнала от кого-то из моих товарищей, что я пошел с небольшой группой товарищей на левый берег, не дожидаясь вечера. Товарищи всячески ее успокаивали. Она ушла к своей матери, а я пришел в деревню Владимировку. Застал там наши отступившие части в состоянии полного хаоса, разброда и дезорганизации. Собралось наших партизан примерно тысячи две.

И вот эти две тысячи разрозненных партизан явились впоследствии основой для организации регулярной Красной армии на Дальнем Востоке. Они героически держали восточный фронт (амурское направление) против японцев, каппелевцев и остатков отряда Калмыкова до 1922 г. Многие из них принимали участие в освобождении Владивостока от белых и японцев. Они сыграли решающую роль в уничтожении банд Семенова.

Мое предположение, что отряд Ивана Павловича Шевчука должен отступить из Хабаровска на левый берег Амура со всеми остальными нашими частями, не оправдалось. Он отступил на Красную Речку и там обосновался со своим отрядом. Уже впоследствии, месяца через два, когда на левом берегу Амура сформировался из разрозненных партизанских частей довольно мощный кулак регулярной Красной армии, Иван Павлович Шевчук решил перебраться на левый берез Амура.

Он сколотил плавучие плоты, погрузил на эти плоты свою артиллерию, которую он ухитрился захватить при отступлении 5 апреля из Хабаровска. Кому принадлежала до этого артиллерия - не знаю. Знаю, что в отряде Ивана Павловича Шевчука, кроме «горняшки», ничего не было. Артиллерия Шевчука с прислугой приплыла к нам. Артиллерию мы взяли, а прислугу отправили в глубокий тыл, в Благовещенск. По правде сказать, немножко сомневались в дисциплинированности этой прислуги. А дисциплина у нас тогда была очень крутая. Дня через два прибыл в штаб фронта и сам Шевчук.

Первый вопрос Ивана Павловича, направленный к командующему фронтами т. Серышеву, был такой: «Где моя артиллерия?» Серышев ответил: «Артиллерия принадлежит рабочим и крестьянам. Сейчас она на боевом участке. Начальник боевого участка - Флегонтов, и сегодня она в его распоряжении. Будешь завтра ты начальником боевого участка, - она будет в своем распоряжении. Согласен?» - улыбаясь, спросил Серышев. Иван Павлович молча покрутил головой, но тут же ответил: «Конечно согласен!» Так Иван Павлович остался на левом берегу Амура и попрежнему храбро сражался с японцами и белыми за советскую власть. И.П. Шевчук и по сей день служит в рядах Красной армии.

Вот коротко и бегло я рассказал вам только часть истории нашего славного, боевого, большевистского 1-го Тунгусского партизанского отряда и попутно об отрядах тт. Кочнева, Павлова-Бойко и других.

Первоначально партизанские отряды, затем регулярная Красная армия, родившаяся на левом берегу Амура из партизанских отрядов Приморья, Амурской области, а потом была образована Дальневосточная народно-революционная республика, и нашу регулярную Красную армию, созданную из бывших партизанских отрядов, стали реорганизовывать в народно-революционную армию. Помню, сколько было обид, сколько было недовольства (и часто серьезного недовольства) по поводу переименования красноармейцев в народноармейцев. Нам приказали снять звездочки, на фуражки и нацепить кокарды и на рукава надеть ромбы. «Да что же это мы, - говорили нам красноармейцы, - за что дрались, за что топтали собственными ногами необ"ятную тайгу, за что кровь проливали, - чтобы сменить красную звезду на старую кокарду, на несчастный ромб?»

Находились даже такие, которые говорили: «Вы нашиваете нам ромбики на рукава, а потом постепенно передвинете их на плечи; и вернете нас к погонам. Нет, товарищи, затеяли вы что-то неладное, недобром пахнет, старым пахнет». Мы им говорили: «Товарищи, это решение Москвы, а вы знаете, что там всем делом руководит вождь рабочих и крестьян, вождь нашей партии т. Ленин». Только это заставило бывших партизан подчиниться приказу о переименовании и переменить свой внешний вид, т. е. сменитъ звездочку на кокарду и ромб. Имело немалое значение и то, что во главе регулярных полков стояли старьте, испытанные большевики-партизаны, которых знали, которым безгранично верили.

Партизанская борьба на Дальнем Востоке была великой борьбой. Это одна из красивейших страниц всей борьбы рабочих и крестьян под руководством партии Ленина за власть советов, за социализм. Пролетарские историки сумеют описать эту великую борьбу рабочих и крестьян, проводившуюся под руководством коммунистической партии. Они расскажут и закрепят документами самоотверженность и героизм этой; борьбы, могучую веру в будущее этих борцов.

Документы, свидетельства великой борьбы хранит могучая, глубокая тайга. По ней разбросаны сотни тысячи братских могильных холмов, могил погибших партизан. Они не останутся неведомыми иероглифами для наших пролетарских историков. Они - живые факты, непосредственные свидетели героической борьбы. Они расскажут о многом. Вечная намять погибшим, слава оставшимся в живых, борющемся за полное торжество пролетариата под руководством ВКП(б).

Редактор С. Норов. Техред. Лойтерштейн.
Сдано в производство 1/VIII-33 г. Подписано к печати 5/VIII-33 г.
М. Г. 4051 Инд.- 8-1. Формат 72X1051/32. 11/4 печ. л. 54 400 зн.
в печ. л.
Уполном. Главлита Б-32063 Зак. 1233 Тираж 30 000
8-я тип. треста «Полиграфкнига», Москва, Варгунихина гора, д. 8.
Оцифровано «Дебри-ДВ», 30/III-14.

(Отрывок.)
«Темные пятна» героев Гражданской войны после революции и др., Сучана (Партизанск), Приморского края и дальше….

Забайкалье. Семеновский фронт.

В 1918 году вошел в состав Центрального Исполнительного Комитета Сибири (Центро-сибирь). Сама Центрсибирь была многопартийным органом, в составе которой и находил-ся член партии эсеров С.Г.Лазо. Здесь он занимался формированием интернациональных подразделений2. Несколько позже члены Центсибири оказались и у большевиков, и в зем-стве Приморье, и у колчаковцев, и у атамана Семенова.
Вскоре двадцатитрехлетний подпоручик, по приказу «Центросибири»3 был назначен командующим Даурским (Сменовским) фронтом.Здесь следует сделать отступление и сказать несколько слов о героях гражданской войны со стороны красных. Всем знакомы имена красных полководцев бывших офицеров и унтер-офицеров царской армии: унтер-офицер Блюхер, прапорщик Чапаев, штабс-капитан Ковтюх, ст.унтер-офицер Буденный. Они были не только были умелыми фронтовым командирами,но и подлинными Героями Первой мировой войны. Все они были Георгиевскими кавалерами,причем последние трое имели кресты всех четырех степеней, а Буденный «полный Георгиевский Бант» т.е. четы-ре креста и четыре медали. По разным причинам оказались на стороне красных. А начи-нали гражданскую войну командирами незначительных партизанских отрядов, затем, проявив умение в командовании, получали полки, дивизии, армии и успешно ими коман-довали. В этом им помогали военные специалисты, а также огромный военный и жизнен-ный опыт, который невозможно заменить никакими учебниками. Мне могут возразить, что были и другие, например М.В.Фрунзе, который до начала гражданской войны и вин-товки в руках не держал. Это особый пример. В первый год гражданской войны ему по-могали военные специалисты, а более всего бывший генерал Новицкой, который практи-чески был его «тенью». Он оказывал будущему полководцу помощь и теоретически и практически. Фрунзе находился в боях почти постоянно, командуя крупными соедине-ниями Красной Армии и фронтами. Прошел серьезный путь от ученика царских генералов и офицеров до самостоятельного военного начальника. К концу войны, приобретя соот-ветствующий опыт и знания он уже самостоятельно решал крупные стратегические и так-тические задачи, но все это возникло не сразу и не вдруг. На это ушли годы. У Лазо ни опыта участников Первой мировой войны, ни, тем более опыта Фрунзе, не было и быть не могло. Так что же его выдвинуло в разряд красных полководцев и героев гражданской войны?
На Даурском фронте С.Г.Лазо противостоял опытный воин Г.М.Семенов, который в двадцать четыре года попав на фронт, за три года войны был награжден всеми офицер-скими боевыми орденами того времени вплоть до Георгия 4-ой степени и Золотого Геор-гиевского оружия (всего 14 наград4). К моменту начала их противодействия, молодому есаулу, звание, по- теперешнему, равное капитану5, было двадцать семь лет6. В Забайкалье он прибыл из Петрограда с мандатом Военного Комиссара Дальнего Востока с правом формирования для фронта частей из бурятов и монголов.
Лазо на фронт прибыл с рекомендациями от «Центросибири» по вопросам ведения боевых действий7. Матвеев Н., в своей статье, как и многие другие авторы, самым серьез-ным образом говорит о победе Лазо над Семеновым в конце февраля начале марта 1918 года. В действительности в это время атаман только формировал свой отряд. Его неболь-шие группы время от времени переходили границу для установления связей среди мест-ного населения и в поисках оружия. Такие отряды семеновцев, на территории больше-вицкой России, запросто разоружали крупные отряды Красной Гвардии, а отобранное оружие вывозили в свое расположение, доставляя немало хлопот большевицкой власти. Назвать эти вылазки боевыми действиями нельзя, скорее это был этап белой партизанской войны. Красные пожаловались китайским властям и те взяли обязательство с Семенова ни переходить границы до 5 апреля. 7 апреля 1918 года атаман перешел границу и вступил в пределы Забайкалья.
Атаман Г.М.Семенов в своих мемуарах, вспоминая о боях на Даурском фронте, указы-вал на причины своих относительных неудач: 1.У него не было ни одного офицера Гене - рального штаба, в его штабе работали офицеры не знавшие штабной работы. 2.Лазо имел десятикратное преимущество. 3. Многие казаки приграничных станиц приветствовали его приход, но в его отряд вступать не спешили.
У атамана действительно не было штабных работников и он, как и его молодой про-тивник, также не имел опыта командования крупными воинскими соединениями. Лазо помогал Сибирский штаб, укомплектованный квалифицированными штабными работни-ками, во главе с бывшим генерал-лейтенантом Генерального штаба бароном фон Таубе (позже умер в белогвардейской тюрьме от тифа), который лично консультировал красного командующего по вопросам тактики, стратегии, штабного дела и предоставлял ему необ-ходимую литературу.
Насчет десятикратного превосходства, возможно, бравый атаман слегка приврал. Впро- чем, это легко подсчитать. Весь Особый Маньчжурский Отряд (ОМО) Семенова состоял из 2200 сабель, плюс японский добровольческий батальон - около 600 человек, под кома-дованием капитана Куроки, и подразделения китайцев, которые как и китайцы красные, были ненадежны в бою, а так же примкнувшие к нему несколько сотен забайкальских ка-заков. Вся «армия» Семенова состояла из 3500- 4000 человек при бронепоездах. Но каза-чья хитрость атамана вводила в заблуждение красных по поводу численности и дислока-ции его войск. «Маневренная гибкость частей О. М. О., благодаря двойному комплекту конского состава, вводила в заблуждение противника и заставляла его сильно преувели-чивать силы отряда8». В течении суток его конные части, меняя лошадей, могли передви-гаться на сто и более верст. И красные в течении одного дня, один и то же семеновский отряд, принимали за разные воинские части.
Части Семенова, в своем большинстве, состояли из прошедших горнило первой миро-вой войны офицеров и казаков. Часть его конницы была укомплектован выходцами их бу-рятских племен – бургутов и чахар, которые были отличными рубаками и наездниками, но слабы в воинской дисциплине.
Не сложно приблизительно подсчитать и силы Лазо. Первоначально у его был под ру-кой 1-ый Аргунский полк, укомплектованный красными казаками прошедшими герман-ский фронт, под командованием боевого командира есаула Метелицы, в 1000 сабель9, под стать аргунцам был и 2-ой Читинский казачий полк и 1500-2000 тысяч красногвардейцев. Затем большевики собрали казаков – добровольцев, что дало дополнительно некоторое количество конницы, а потом провели мобилизации казаков в Красную Армию четырех призывных возрастов – это дало еще несколько конных полков. Из Хабаровска, Иркутска, Омска, Новониколаевска, Красноярска, Черемхово, Кургана, Канска и других городов прибыли отряды Красной гвардии. Они были прекрасно вооружены и экипированы. Так Дальневосточный красногвардейский отряд (командир Бородавкин, комиссар – Губель-ман), насчитывал в своих рядах 1000 человек пехоты, 250 кавалеристов, 14 орудий, более 10 пулеметов10, был прекрасно вооружен и обмундирован. Прибыли матросы Амурской и Сибирской флотилий, рабочие приисков, читинских заводов и железной дороги. На фронт прибыли отряды анархистов. Из уголовных элементов забайкальских тюрем были сфор-мированы отряды под командованием товарища Якова Тряпицина и комиссара Нины Ле-бедевой*. Но уголовники «не спешили превращаться в сознательных красноармейцев и доставляли немало хлопот самому Лазо, занимаясь грабежами населения11».
Недалеко от фронта оперировали красные партизанские отряды, состав которых коле-бался от 15-30 до 100 сабель, но они Лазо не подчинялись, действовали самостоятельно и их общая численность не известна. Были сформированы интернациональные части: мадьярская конница, батальоны китайцев, немцев, австрийцев. Об этих интернационали-стах хочется сказать особо. Немцы, австрийцы и мадьяры представляли армии недавних врагов России в Первой мировой войне. На территории нашей страны они решали не «ин-тернациональные» интересы, а чаяния своих правительств, которые было кровно заинте-ресованы в том, чтобы Россия вновь не вступила в войну против них. Гарантом от пер-спективы вновь сражаться на два фронта: на Западе против Франции и Англии, а на Вос-токе с Россией была Советская власть, за которую они были готовы сражаться, выполняя постановления своих правительств. Когда в Германии и Австро-Венгрии произошли рево-люции, все эти «интернационалисты», в большинстве своем, бросили красные фронты и вернулись на родину. Китайцы воевали по обе стороны фронта исключительно из-за жа-лования и ни на одной из сторон особого геройства не проявили.
Все это могло дать красным около 10000 сабель,15-17 тыс. штыков и несколько броне-поездов, хотя десятикратного превосходства не было, все же Лазо имел подавляющее пре-имущество. Приморский краевед Г.И.Нагибин12, приводит цифру, определяющую как трехкратное превосходство Лазо над Семеновым. Думаю, что истина посередине, т.е. в семикратном превосходстве красных. Вся приведенная мной бухгалтерия основана на со-ветских источниках, опубликованных в исторической и полуисторической литературе, и потому не может претендовать на абсолютную точность. Но в целом соотношение сил подсчитано верно. Конечно в различных справочниках можно найти и другие цифры, но так уж устроен мир: приуменьшать свои силы и увеличивать силы противника.
Вся эта масса красных бойцов заметно уступала в боевой готовности семёновцам. От-лично подготовленные в военном отношении мобилизованные казаки не горели особым желанием драться со своими, и часто, в одиночку и группами, переходили на сторону бе-лых. Казацкая молодежь, составлявшая большинство красных добровольцев-казаков, умела с детства обращаться с оружием, но не имела боевого опыта. Основу же любой войны составляет пехота, которая, состояла из китайцев и красногвардейцев, не обучен-ных военному делу. Н.К.Илюхов вспоминал о приморских красногвардейцах: «Здесь было много энтузиазма и готовности бороться за власть Советов, но едва ли все из них умели владеть даже винтовкой. Выборный командный состав мало чем отличался от рядовых бойцов по военной выучке13». Об их боевой подготовке весьма красноречиво вспоминал бывший сучанский красногвардеец и партизан Ф.К.Боровик: «Когда нас построили, то командир взвода нас спросил: «Кто не знает, как заряжать винтовку – смотрите! Вот так заряжается, вот так стреляет» и выстрелил вверх14» . А после такой «подготовки» в бой. Значительно выделялись в лучшую строну части укомплектованные пленными немцами, австрийцами, мадьярами, чехословаками и другими, поскольку они имели богатый боевой опыт.
Красногвардейцы были слабо готовы не только в военном отношении, но еще слабее в идеологическом. Выступив добровольцами, они не до конца понимали кто им противо-стоит и за что они отправляются воевать. Провожая на Даурский фронт красногвардейцев, председатель Приморского краевого комитет ВКП(б) в своей речи сказал: «Бандит Семе-нов, набрав выгнанных из полков офицеров, таких же, как он сам, казаков-головорезов и других темных, не разбирающихся людей, японских пушек и пулеметов, двинулся на нас, на нашу революцию. Он хочет отнять все завоевания свободы, землю и рабочий контроль, огнем и мечом он хочет уничтожить все то, что кровью добыто трудовым народом15». Конечно, после таких пещерных речей, красногвардейцев должно было сложится мнение, что они идут воевать не против защитников России, а против неких человекоподобных зверей. По большому счету, идеология для многих «бойцов» отходила на второй план -
всему этому сборищу весьма неплохо, по тем временам, платили и это понятно – если у бойца нет идеологических убеждений, то он с охотой пойдет воевать за деньги. Так рядо-вой получал весьма солидную сумму в пятьдесят рублей, далее, с повышением должности повышался и должностной оклад - командир полка получал шестьсот рублей16. Соответ-ственно у командира дивизии, армии оклад мог быть в несколько тысяч рублей. У Коман-дующего фронтом и того больше. Такие же деньги получали и «интернационалисты». В связи с этим, мы можем считать большевицкую армию в Забайкалье обычными наемни-ками.
Все это были разные люди не только в социальном положении, но и в понимании свобо-ды. Это было время, когда слово «свобода» означало свободу грабить. Среди этой, при-бывшей на фронт, разношерстной массы процветало мародерство, пьянство, зверское от-ношение к пленным казакам18. Здесь нужно отдать должное Лазо, как Командующему и воспитателю. В короткий срок он и его помощники частично наладили дисциплину. Ма-родеров, решением полевых судов, стали публично расстреливать. Жесткими мерами бо-ролись с пьянством и митинговщиной. «Боролись против немедленной расправы с плен-ными без допроса и суда19». Эти мероприятия укрепляли тыл армии и дисциплину. Маро-дерство нельзя было допускать не только оттого, что это деяние аморально, но и потому, что оно разрушало тыл фронта, который был казачьим и грабежи населения могли стать причиной восстаний на коммуникациях Лазо. С пленными все просто. Во-первых плен-ный это источник информации, даже если он молчит. Во-вторых, как считал Лазо, в вой-сках Семенова были и случайные лица. В-третьих расправами над пленными, красные не давали семеновцам права выбора: большевики не сознательно создавали условия при ко-торых белые могли либо сражаться до последней возможности и умереть, либо победить, или же попасть в плен и принять жуткую смерть. Казаки предпочитали не сдаваться. Бес-судные расправы над пленными делали белые части более стойкими и сильными. Это Ла-зо отлично понимал, но в силу своей неопытности и общего настроя толпы мало что мог сделать.
Прибывшие с разных уголков Сибири и Дальнего Востока красногвардейцы, сразу вступали в бой. Вот здесь-то и сказалось отсутствие боевого опыта у молодого красного командира и большинства его бойцов. В результате боев на Даурском фронте, красные, имея подавляющее преимущество, уничтожили наполовину японский батальон, который выдержал основной натиск многотысячных толп противника. Под их ударами китайские роты рассеялись, а слегка потрепанный ОМО есаула Г.М.Семенова,под прикрытием бро-непоездов, отступил в полосу отчуждения КВЖД. Лазо командовал фронтом 114 дней и, имея, как минимум, семикратное превосходство, так и не смог достигнуть главной цели: Особый Маньчжурский Отряд не был уничтожен.
У атамана были свои слабые места и в командовании и в управлении войсками. Семе-новский фронт не представлял из себя фронта в привычном военном понимании. «Линия фронта, в том смысле, как ее принято понимать, не существовала вовсе - фронт был уз-кой лентой железнодорожного пути и имел только одно измерение - в глубину… Пози-ций не было; если и встречались укрепленные боевые участки, то они были настолько ко-роткими, что не давали и малейшего представления об определенном участке фронта. Скорее, это были укрепленные гнезда, служившие тонкой осью действовавшего отряда, который опираясь на них, выполнял самостоятельную задачу обеспечивал операцию всех сил О. М. О.20». То, что «укрепленные гнезда» атамана не были уничтожены красными, а с их потерей белый фронт перестал бы существовать, говорит о том, что молодой красный командующий, в силу отсутствия элементарных военных знаний и опыта, не сумел пра-вильно организовать разведку, а, возможно, таковой у него и не было, поскольку из всего выше сказанного, получается, что Лазо не имел никакого представления о фронте белых. Вместо уничтожения укрепленных баз противника, красное командование предпочло без-результатные попытки настичь и уничтожить ОМО и штаб атамана. Если бы красному командованию было известно как построен фронт противника, и использовало хотя бы на четверть, слабые места атамана Семенова, то его ОМО был бы разбит наголову за одну – две недели.
Некоторые слишком ретивые историки уверяют, что для Лазо было бы вполне посиль-но разгромить Семенова на территории Китая, «забывая», что Китай – это суверенное го-сударство и переход его границы красными частями означал бы начало войны между Со-ветской Россией и Китаем. К тому же в Китае Семенов не задержался, а ушел на террито-рию Китайской Восточной (КВЖД) железной дороги, полоса отчуждения которой тогда считалась русской и находилась в ведении генерала Д.Л.Хорвата.
Едва ли не главной причиной, по которой Лазо не смог разбить атамана, советские ис-торики считали серьезную помощь со стороны Китая. В действительности китайские гра-жданские и военные власти были агрессивно настроены в отношении отряда Семенова и положительно к большевикам. Атаман вспоминал: «С трех сторон нас теснили красные, силы которых больше чем в десять раз превышали численность отряда. Наш тыл упирался в границу, охранявшуюся со стороны Маньчжурии китайскими войсками. Настроение этих войск было явно враждебным нам в силу какого-то соглашения, которое существова-ло между китайским командованием и Лазо21».
В этой ситуации в штаб атамана прибыла китайская военная делегация, во главе с май-ором Лю, который потребовал пропустить их через линию фронта в штаб Лазо.
«В результате поездки майора Лю в штаб Лазо, китайское командование официально предложило мне сдать оружие на русской территории большевистским приемщикам, но при китайских посредниках, т. к. в противном случае китайцы будут вынуждены допус-тить красных в Маньчжурию для приема сданного мною оружия. Я обещал обсудить этот вопрос, ни минуты не предполагая вообще сдавать оружие и желая только выиграть время и отвлечь от себя внимание противника22». То есть здесь ясно видно, что существовал не прикрытый сговор между китайцами и штабом Лазо. По сути, китайцы выступили на сто-роне большевиков……………………………………………………………………………
«В результате непрерывных тяжелых боев обстановка становилась поистине критиче-ской; держаться дольше против наседавших красных мы не могли. Предстояло или сло-жить оружие и отдаться под покровительство китайцев, с риском быть выданными крас-ным, или попытаться выйти с честью из положения путем какого-нибудь исключительно-го по гибкости маневра23». Сдаваться атаман не собирался: «В те дни мне было 27 лет, и я еще не знал, что открытая сила во многих случаях с успехом заменяется дипломатией, по-строенной на умелой и тонкой лжи24». Атаман распространил сведения, что красные на-мереваются захватить станцию Манчжурия. Китайцы поверили и начали совместно с Се-меновым готовиться к отражению возможного перехода красными границы с Китаем.
Оценив сложившуюся ситуацию, Семенов ушел из-под носа Лазо с китайской террито-рии, на КВЖД, что создало конфликт между красными и китайскими властями: «Узнав об отходе моем в полосу отчуждения КВЖД и о предположенной совместной обороне Маньчжурии в случае наступления красных, большевики обвинили китайцев в двуличии. Отношения между ними испортились, и я получил возможность дать своим частям спо-койный и заслуженный ими отдых25».
Сами большевики не отказывались, что получали помощь от китайцев. По этому пово-ду комиссар Моисей Губельман вспоминал: «китайцы выслали к нам свою делегацию для переговоров…Делегацию встретили Лазо и М.А.Трилиссер. После долгих переговоров они заключили с китайцами соглашение о том, что китайское правительство разоружит семеновцев и больше не допустит их к советской границе26».
Во время боев на Даурском фронте, в августе 1918г., Лазо покидает ряды партии эсеров и переходит к большевикам.
В художественной и полуисторической литературе о тех событиях частенько мелькает, якобы сказанная атаманом Семеновым, фраза: «Если бы у меня были такие офицеры как С.Лазо, то я бы победил27». Во-первых, судя по событиям на Семеновском и Прибайкаль-ском фронтах, нет основания говорить, что атаман проиграл. Во-вторых в его воспомина-ниях нет даже намека на подобную характеристику. Видимо этот афоризм был выдуман авторами, которые в те времена были уверены, что советские читатели никогда не прочи-тают воспоминаний атамана.

Прибайкальский фронт.

Вскоре в тылу красных вспыхнуло восстание чехословацкого корпуса. В средние века чехи и словаки потеряли свою национальную независимость и были включены в состав Австро-Венгрии. Первая мировая война дала шанс вновь приобрести независимость. Во-еннослужащие этого корпуса преследовали цели обратные целям большевицких «интер-националистов». Если последние поддерживали Ленина потому, что его правительства вышло из войны и заключило с Германией позорный мир, то челословакам, чтобы полу-чить независимость, нужда была война со стороны России до победного конца. Поэтому чехи были кровно заинтересованы с свержении власти большевиков. Чехословацкий кор-пус был сформирован еще в 1915 году, из числа сдавшихся в плен солдат и офицеров сла-вянских народов Австро-Венгерской Империи. В виду своей, мягко говоря, не воинствен-ности они так и не были направлены на фронт. Пришедшее Временное правительство так же не рискнуло отправить их в бой. После октябрьского переворота им было предложено вернуться домой морем через Владивосток. Корпус погрузился в эшелоны и двинулся на восток. По пути своего движения корпус увеличил свой личный состав до шестидесяти тысяч человек, в основном, за счет проживавших на территории России чехов и словаков. Ввиду нехватки командного состава, на командные должности были назначены русские офицеры и генералы. Они то и помогли свергнуть большевиков от Волги до Тихого океа-на. Причем и здесь, как и фронтах Первой мировой войны, они особым героизмом не от-личились. Почти по всей Сибири вооруженные силы красных состояли из Красной гвар-дии, которая была плохо подготовлена в военном отношении и слабо организованна, по-этому, по пути движения корпуса, сопротивления, несмотря на грозные приказы Москвы обрушить на местные власти «суровую кару», чехословакам не было оказано почти ника-кого сопротивления. Организованных боев не было. Большинство этих вояк, оказавшихся на территории подконтрольной большевикам, перешли к ним. Всего на стороне красных, по разным источникам, оказалось от пятнадцати до двадцати тысяч человек. В частности, так было и во Владивостоке. И белые и красные чехи и словаки рассчитывали как можно скорее попасть домой. Но жизнь распорядилась иначе, им пришлось принять участие в боях на Восточном фронте, когда к власти в Сибири пришел адмирал А.В.Колчак, а тем кто перешел на сторону красных, в боях на Уссурийском и других фронтах. Но и против плохо организованно Красной Армии они себя проявили лишь в грабежах мирного насе-ления и, когда эти части убрались с фронта на восток, адмирал лишь облегченно вздох-нул1. Весь интерес к военным действиям в России у них пропал в конце 1918 года, когда, в результате революции, капитулировала Германия и Чехословкия получила долгожданную независимость. Почти до самого конца гражданской войны они околачивались по Сиби-ри, обделывая свои делишки.
Позже, чтобы чем-то занять, слоняющихся без дела, «братьев-славян» союзное коман-дование поручило им охрану железных дорог от партизан. Один из лидеров Белого дела в Приморья, полковник Н.А. Андрушкевич, впоследствии вспоминал:
«Эта охрана чехов чуть ли не всеми державами мира вызывала всеобщие усмешки. Как будто они сами не могли себя охранять.
И в самом деле, чехи не имели воинского вида. Пополневшие, округлившиеся на рус-ских хлебах, на сибирском масле, чехи имели вид добродушных, туповатых пивоваров, чего угодно, только не солдат…По моим наблюдениям и выводам многих, живших с че-хами бок о бок, чехи уже не обладали мужеством, героизмом души, способностью к под-вигу; все это им как будто не знакомо и чуждо, они вечно погружены в расчеты и раз-мышления о выгодах…
Чехов не любили. Но сказать «не любили» - мало. Трудно передать чувство русских к чехам. Разочарование, досада на самих себя и презрение к «братьям» переплелись в этом чувстве2». Впоследствии, предав и сдав красным адмирала А.В.Колчака3, они выторговали у большевиков право беспрепятственно удрать на родину. И вот эта «армия», в стремле-нии как можно быстрее попасть домой, двинулась на восток. Сопротивления им почти не оказывали, поскольку к этому времени население уже попробовало коммунистического правления и радо было приходу кого угодно лишь бы не красных, во многих районах вспыхнули антибольшевицкие восстания, отряды рабочих и крестьян Сибири поднявших-ся на борьбу с красной тиранией достигали десятков тысяч человек. Идеологически они были демократами и стояли горой против монархии, что в последствии и вызвало откры-тое предательство представителей чехословацкого корпуса интересов Белого Дела на Вос-токе России. Они, недавние враги Антанты, выступили на стороне союзников России их, видимо, следует именовать «белыми интернационалистами».
В Восточной Сибири была сделана попытка остановить чехословаков. Единственный город, который попытался выполнить грозную директиву Москвы, оказался Иркутск.
Против восставшего чехословацкого корпуса и сибирских повстанцев был образован Прибайкальский фронт, С.Г.Лазо назначается командующим. Но ни в исторической, ни в художественной литературе, ни в воспоминаниях его соратников, ни в дневниках самого Лазо этот период его деятельности не отображен с нужной конкретикой. В фондах архива Хабаровского крайкома КПСС мне удалось отыскать уникальный документ – рекоменда-ции КПСС для историков «Что писать о Лазо» (Приложение 2). Среди двадцати трех пунктов также нет указания писать о событиях в Прибайкалье, проще говоря, партия не желала заострять внимание за этой главе жизни. В анкете, заполненной Сергеем Лазо собственноручно4, нет даже упоминания об этом фронте. Откуда такая скромность? По-чему советские историки и сам Лазо не уделили в своих работах места для очередных подвигов? Попробуем разобраться. Красные сконцентрировали крупные силы в Иркутске и Чите и закрыли чехословацкому корпусу дорогу на восток. Не обеспечив тыл, Лазо на-чал боевые действия против чехов и сибирских повстанцев. Здесь он вторично совершает нелепую для Командующего фронтом ошибку – у него вновь не работает разведка и по-этому его штаб прозевал момент, когда его старый знакомый, атаман Семенов, быстро вышел из района КВЖД и ударил в тыл красным. Работники штаба разбежались в разные стороны. Сам Лазо скрылся на бронепоезде. По этому поводу, много лет спустя, атаман вспоминал: « Быстрым рейдом конница ОМО заняла станцию Оловянная, захватив врас-плох Штаб Лазо и разогнав его5». Ликвидация Штаба красного командования внесла пол-ную растерянность и неразбериху в их ряды. Инициатива перешла к восставшим. Это дало возможность чехам взять Иркутск и Кругобайкальскую железную дорогу. В это время атаман Семенов наступал на Читу. О том, что происходило на красном фронте можно су-дить по словам самого Командующего: « Посылая меня на фронт, надеялись, что я его су-мею организовать. Это, конечно, утопия. Держать фронт невозможно…Некоторые часть разложены, отступают в беспорядке и бросают раненных6». Через несколько дней При-байкальский фронт практически прекратил свое существование и, чуть позже, решением Дальневосточного Совета Народных Комиссаров, Прибайкальский и Уссурийский фрон-ты были официально ликвидированы. На этом карьера Лазо, как Командующего, закончи-лась.
В последствии большевики уверяли читателей, что после ликвидации фронтов, именно они стали организаторами партизанского движения в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. В частности Моисей Губельман писал: «Борьбу с врагом организованным фрон-том прекратить. Объявить всех контрреволюционеров злейшими врагами трудового наро-да и перейти к новой форме борьбы – партизанской войне7». Слукавил большевицкий ко-миссар, а попросту обманул читателя, а дело было так…
При ликвидации красных фронтов, на Чрезвычайном съезде в Чите 28 августа 1918 го-да, произошел крупный инцидент между представителями Центросибири во главе с Пав-лом Постышевым и Дальневосточным Советом Народных Комиссаров во главе с Предсе-дателем правительства Абрамом Табельсоном (партийная кличка – Краснощек). П.П.Постышев прибыл с директивой от Центрсибири, которая предлагала из Красной Гвардии создать партизанские отряды. Табельсон был против. Много лет спустя коман-дующий Уссурийским фронтом Сакович вспоминал: «Центросибирцы предлагали крас-ным войскам разбиться на отдельные отряды и немедленно развернуть партизанскую вой-ну8». Речь шла не только об Уссурийском и Прибайкальском фронтах, предлагалось охва-тить партизанским движением всю Восточную Сибирь и Дальний Восток. Председатель ДВ СНК А.Табельсон предложил распустить Красную Гвардию во домам. Большинство поддержало мнение ДВ СНК: «осилила другая точка зрения, которую представлял тов.Краснощек (А.Табельсон) – Председатель Совета Народных Комиссаров Дальнего Востока, предложивший распустить красногвардейские отряды по домам9». Анализирую сложившуюся ситуацию, Илюхов говорил: «Разойдясь «по домам», многие красногвар-дейцы, особенно же интернационалисты, из-за языковых барьеров поплатились за ошиб-ки решений съезда10». Если расшифровать его слова, то получается, что после ликвида-ции фронтов, красногвардейцы стали не нужды большевикам, многие из них расходясь «по домам» погибли. И если у них была цель – дойти до своего дома, то у интернациона-листов: чехов, немцев, австрийцев, мадьяр и других, дома не было – большевики ДВ СНК их за ненадобностью просто выбросили на улицу. Этого предательства бывшие красно-гвардейцы и их командиры долго не могли простить коммунистам. Сам С.Г.Лазо разделил участь большинства бойцов фронта. Он тоже был брошен на произвол судьбы верхушкой сибирских большевиков. Понимал ли он, что новые хозяева бросили его как не нужный материал? В силу своего образования и интеллекта, конечно, он должен был давать одно-значную оценку действиям коммунистов из ДВ СНК. Лазо, к тому времени, прошел оп-ределенный жизненный путь: он был сыном человека, чью жизнь испортили социалисты, затем членом партии эсеров и, наконец большевиком. Нет основания считать его фанати-ком. Конечно ему, как и всякому молодому человеку, льстило то положение, которое он получил. Его погодки в белых частях зачастую были рядовыми бойцами в офицерских ро-тах, в лучшем случае командовали взводами или ротами, а он, имея чин младшего офице-ра, сразу прыгнул в красные генералы. Честолюбие, конечно, стояло не на последнем мес-те. Однако, несмотря ни на что, в сложившийся обстановке у него не было выбора. Плен означал смерть – никто еще не забыл жутких расправ над повстанцами в конце 1917 – на-чале 1918 года, в которых Лазо был одним из главных исполнителей. Успех возможной попытки пробиться на запад был равен нулю. Оставалась одна дорога – на восток. Не найдя никого, из бывших правителей Дальнего Востока, он решает, вместе с женой, само-стоятельно пробираться во Владивосток.
Да во всех биографиях С.Г.Лазо так и значится, что после ликвидации Прибайкальско-го фронта он некоторое время скрывался, а затем перебрался во Владивосток и вошел в состав большевицкого подполья. Все это кажется достоверным если бы не даты. Решение распустить фронты было принято 28 августа 1918 года, а во Владивосток он попадает только в январе 1919 года. Вот это да! Мы не знаем, где он находился и чем занимался почти полгода! Не раскрывает этой тайны и его жена Ольга. В воспоминаниях она расска-зывает, что их группа на бронепоезде добралась до станции Невер и через тайгу пыталась выйти к Якутску, но по дороге они узнали, что город взят белыми и повернули назад, сама Ольга Лазо угодила в плен к белым. Где находился Лазо мы не знаем. К сожалению, этот факт окажется не первым «белым пятном» в биографии героя.

Уважаемые господа!

Последние несколько лет я занимаюсь исследованием Гражданской войны в Су-чанской долине, Приморского края. В различных архивах я нашел множество доку-ментов, которые сравнительно правдиво отображают события того времени. Накопи-лось и много материала, ранее нигде не опубликованного, о большевицком активисте Сергее Лазо. Том самом, о котором я в детстве читал, что он был «заживо сожжен японцами в паровозной топке», а чуть позже, что он был «сожжен казаками атамана Семенова». Найденные документы показывают всю абсурдность этих легенд. Но речь не об этом. У меня к Вам три вопроса.
1. Я прекрасно помню еще одну легенду о гибели С.Лазо, которую мне рассказал, в середине 70-х годов, мой родственник дядя Леша (Макаревский А.Г.). Моя мать выросла в большой семье. Ее старшая сестра была замужем за бывшем красным партизаном Шашура Н.М., а младшая – за Макаревским. Я думаю, что историю, которую я собираюсь рассказать, он услышал именно от своего стар-шего свояке, так как тот был заместителем председателя секции ветеранов Гра-жданской войны.
Суть в следующем. В 60-е годы к крайком КПСС пригласили бывших партизан, которым показали фотографии пожилого человека и объяснили, что есть основания считать, что это Сергей Лазо. Через Советское посольство в Японии обратились лю-ди, которые утверждали, что они дети Лазо и, что все годы он жил в Японии, женил-ся, завел семью и умер своей смертью. Они хотели встретиться со своей единокров-ной сестрой Адой Георгиевной Лазо. Не знаю как происходило это закрытое собра-ние, но решение вынесли такое: просить авторов письма не искать контактов с А.С.Лазо, чтобы не причинить ей морального вреда. А это значит, что если это собы-тие в действительности имело место, то партийные власти признали, что С.Лазо не был убит ни японцами, ни семеновцами…Из всего этого следует вопрос: возможно ли ответить положительно о пребывании Лазо в Японии после 1920 года.
2. Второй вопрос в следующем. В книге Майбогова К.Л. «Черный камень» (Книга 2, Приморское книжное издательство, Владивосток, 1953 г., стр.54.) есть эпи-зод, в котором двое рабочих в г.Сучане, на шахте №2, в 1918 году задумали сжечь в топке японского солдата. В книге они этого не сделали, а как в жизни? Были ли случаи подобных зверских расправ красных над японскими военно-служащими?
3. Третий вопрос более личного плана. В книге белоэмигранта Серебрянникова И.И., в его дневнике за 16 декабря 1932 года, есть запись: «В Шанхае снова по-лучены сведения из Токио от 5 декабря ужасающего характера. В них сообща-ется: к берегам Японии прибило шлюпку с 4-мя беженцами из бухты Светлой. Трое из беглецов были полуживы, один оказался мертвым… По собранных от прибывших показаниям, они бегут от ужаса стерегущей всех смерти…». Хоте-лось бы подробнее узнать об этом эпизоде. Дело с том, что с 1931 по 1935 годы, мой дед, Туровник Куприян Владимирович, также находился на каторге в бухте Светлая, Тернейского района, Приморского края. Я конечно не надеясь, что беглецы знали его имя, а вот их рассказы об условиях жизни в концлагере хо-телось бы узнать по подробнее. Десять лет я собирал сведения о непростой жизни деда и эта информация была бы хорошим дополнением.
Очень надеюсь, что получу ответы на свои вопросы. Ведь конечно в Японии есть научно-исследовательские заведения сотрудники, которые изучают исто-рию Гражданской войны в Русском Приморье.

С уважением Туровник Г.С.

Новое на сайте

>

Самое популярное