Краткая биография Рудольфа Нуриева – известного танцора и балетмейстера. Истории успешных людей. Рудольф Нуриев Рудольф нуриев краткая биография

Впрочем, ни точного написания его фамилии, ни отчества не может назвать никто. Фамилия его пишется по-разному - Нуриев или Нуреев, поскольку, когда его дед получил ее, он не умел писать; а отца его назвали при рождении не Хаметом, а Мухаммедом, и лишь впоследствии он сам изменил свое имя. Нуриев не знал даже точного места своего рождения - он родился в поезде, где-то неподалеку от Иркутска. Самому ему этот факт его биографии очень нравился, и он охотно о нем рассказывал, объясняя, таким образом, свою страсть к перемещениям по всему свету с необычайной легкостью. Он был воистину всемирным бродягой и не побывал со своими выступлениями лишь в Антарктиде.

Нуриев, прославивший русский балет, действительно русским не был. Мать его, Фарида, была родом из казанских татар, а отец - из крошечного башкирского села под Уфой. Рудольф не старался замалчивать свое происхождение, как это было принято в те годы среди людей, имевших отношение к искусству или науке. Напротив, он гордился своей нацией и, в общем-то, действительно походил на стремительного, своевольного потомка Чингисхана, как его неоднократно и называли. При случае он мог, по воспоминаниям его однокурсников по хореографическому училищу, подчеркнуть, что его народ в течение трех веков властвовал над русскими.

В течение первых лет жизни маленький Рудик, как называли его дома, дважды пересек страну из конца в конец: с запада на восток и обратно. Вскоре семье пришлось еще раз проделывать неблизкий путь от Москвы до Урала.

Отец его, Хамет Нуриев, был человеком, которому советская власть дала возможность покинуть глухую деревню и, что называется, выйти в люди. Он стал политруком, и места его службы постоянно менялись, он переезжал из одного гарнизона в другой. Возить за собой семью было неудобно, поэтому Фарида с маленькими дочерьми оставалась одна. Но когда Хамет получил назначение во Владивосток, она вскоре отправилась вслед за мужем. В этом долгом путешествии и родился мальчик, которому было суждено впоследствии вписать много ярких страниц в историю балета.

Во Владивостоке увеличившаяся в пути семья прожила недолго. Хамет Нуриев, получив новое назначение, перевез всех в Москву. Относительное благополучие семьи, весьма скромное даже по тем непритязательным меркам, вскоре было полностью разрушено начавшейся Великой Отечественной войной. Хамет был мобилизован в действующую армию, а Фарида вновь осталась одна, с маленькими детьми на руках. При первой же бомбежке Москвы дом, где жили Нуриевы, был разрушен, и Фарида, собрав уцелевший скарб, поспешила покинуть столицу. Как говорил Рудольф Нуриев, одно из первых его воспоминаний - выезд из города на тачке.

Семья перебралась в маленькую башкирскую деревушку на восточном склоне Урала, куда, как надеялась Фарида, война не дойдет. Фронт действительно не дошел до Урала, однако все тяготы военного времени семье Нуриевых выпали с лихвой. Тяжелый труд старших и постоянный голод и холод - вот все воспоминания, которые остались у Нуриева от тех лет: "Так получилось, что первым впечатлениям моего раннего детства я обязан ледяному, темному и, самое главное, голодному миру". Неудивительно, что вечно голодный мальчик, переживший беспросветную нищету, стал впоследствии очень высоко ценить материальное благополучие.

Жить в крошечной деревне без всякой помощи женщине с детьми было невозможно, и в 1943 году Фарида перебралась в Уфу, к родственникам мужа. Условия жизни Нуриевых в крошечной лачуге на окраине города немногим отличались от тех, что были в деревне: низкое строение с земляным полом трудно было назвать домом. Переезд мало чем улучшил материальное положение семьи, и Нуриевых терзала все та же бедность. Маленький Рудольф до самой школы ходил в вещах своих сестер - может быть, это в какой-то мере определило потом его особенности. Даже в первый класс он пошел в пальтишке своей сестры. Вернее, не он пошел, а его принесла мать на руках - обуви у мальчика не было.

Единственной радостью Рудика в ту пору был радиоприемник, который Фарида чудом сохранила от довоенного благополучия. Он любил слушать музыку и, стараясь попадать в ритм, прыгал со стула на стул. А когда он впервые попал на балетный спектакль Уфимского театра, он точно понял, что именно он хочет, к чему стремится.

Мать поощряла его любовь к музыке, но с отцом, вернувшимся с фронта, отношения складывались тяжело. Хамет хотел видеть в мальчике маленького мужчину, будущего солдата - и не мог найти в сыне ни одной черты, которая соответствовала бы его собственным мечтам. Он взялся за воспитание мальчика сам, но это не привело ни к чему, кроме окончательного отчуждения Рудика. С момента возвращения Хамета Нуриева в семью его взаимоотношения с сыном приняли характер непрекращающейся борьбы, причем мальчик уступать не собирался. Свою личность, свой внутренний мир он оберегал от любых посторонних посягательств.

Не лучше шли дела и в школе. С первого же класса Рудольфа невзлюбили одноклассники за его непохожесть на них, за то, что его интересы были иными. Что любопытно, и возмущенный танцевальными склонностями сына отец, и одноклассники прозвали Рудольфа "Балериной". Презрительное прозвище стало пророческим. Отметки Нуриева от класса к классу становились все хуже, характер - все строптивее и задиристей. В школьных характеристиках его появляются записи: "Нуриев очень нервный, подвержен приступам гнева, часто дерется с одноклассниками".

Но в школьные годы у Рудольфа уже появилась отдушина, ставшая для него, как окажется позднее, окном в большой мир. В школьную программу были включены уроки национального танца. Талант мальчика заметили, и когда ему исполнилось десять лет, он был принят в танцевальный кружок при Дворце пионеров. Вела его Анна Удальцова, профессиональная танцовщица, выступавшая некогда в кордебалете у Дягилева. Именно она впервые сказала мальчику, что ему нужно ехать в Ленинград, в хореографическое училище. Это стало мечтой Рудольфа на целые годы. Удальцова дала ему и первые уроки классического танца, а потом с ним стала заниматься уже бывшая артистка Кировского театра, профессиональный педагог Е. Войтович, уважение к которой Нуриев сохранил на всю жизнь.

А дома противоборство с отцом продолжалось, особенно обострившись после того, как Рудольф окончил среднюю школу. Его ровесники уже работали или учились, приобретая нужную профессию - а он упорно не хотел этого делать, продолжая выступать с танцевальными коллективами Уфы. Несколько улучшилось его положение в семье, когда он был принят статистом в труппу Уфимского театра оперы и балета. Он постоянно посещал занятия балетных артистов и в конце концов ему предложили в театре контракт. Но Нуриев отказался, так как хотел учиться в Ленинграде и окончить хореографическое училище, а не оставаться в Уфе, не получив, фактически, никакого образования.

Летом 1955 года в Москве проходил фестиваль башкирского искусства, и солист балета "Журавлиная песня" (того самого, который Рудольф увидел впервые в жизни) не смог участвовать в поездке. Нуриев, не колеблясь, предложил свою кандидатуру, хотя партии этой совершенно не знал. Его взяли на гастроли, и он принялся усердно разучивать роль, однако к моменту приезда в Москву перезанимался и получил травму, на лечение которой, как правило, требуется не меньше месяца. Но Нуриев уже через несколько дней вышел на сцену.

Его волновал, конечно, отнюдь не успех балета "Журавлиная песня", а то впечатление, которое он сам произвел, выступая перед артистами Большого театра. Видимо, впечатление это было благоприятным, поскольку Нуриев сумел добиться разрешения на поступление в Московское хореографическое училище. Однако у Московского училища в то время не было общежития. И тогда Нуриев отправляется в Ленинград.

Он явился в училище на знаменитой улице Зодчего Росси прямо к директору Шелкову и заявил: "Я - Рудольф Нуриев. Я хочу здесь учиться". Как ни странно, Шелков ответил положительно на столь странное заявление и разрешил Нуриеву экзаменоваться (о чем, кстати, он впоследствии не раз жалел). Нуриев пробовался в класс народного танца. Когда он показал свой сольный классический номер, комиссия приняла решение зачислить его. Нуриев тогда очень мало что умел, однако в этом странном юноше можно было разглядеть задатки талантливого танцовщика и незаурядные природные способности. Одна из старейших преподавателей училища, Вера Костровицкая, сказала ему: "Вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе вероятно". Нуриева это ничуть не обидело, а лишь подстегнуло его рвение к танцу. А Костровицкую он впоследствии вспоминал как одного из лучших российских педагогов.

Рудольф Нуриев поступил в училище в семнадцать лет. В те годы в этом не было ничего удивительного: ленинградское училище до войны практиковало прием "великовозрастных" учеников на вечерние курсы и продолжало изредка принимать учеников, переросших возраст, привычный для поступления в хореографическое училище. Нуриев к тому же обладал знанием элементарных основ хореографии и был зачислен в шестой класс, который вел сам директор училища Шелков. Пожалуй, их короткий диалог перед поступлением Нуриева в училище был единственным их нормальным разговором. Юноша, непохожий на других и не желающий быть на них похожим, раздражал Шелкова, и отношения между директором и строптивым учеником складывались напряженными. Впрочем, Нуриев игнорировал дисциплину и распорядок, принятые в училище - он делал то, что хотел. Никогда не пропуская занятий танцем, он частенько прогуливал общеобразовательные предметы, исчезал из училища по вечерам, что запрещалось. Совершенно игнорируя предметы, на его взгляд, совершенно не нужные артисту балета, он готов был танцевать и ночи напролет - дня ему не хватало.

Однажды, вернувшись поздно вечером в комнату в общежитии, он обнаружил, что его постель и талоны на питание пропали. Нуриев поступил просто и действенно: он лег спать на голом полу, утром, не позавтракав, отправился в класс и упал там в голодный обморок. Как ни странно, из училища Нуриева так и не выгнали. Однако этого "Чингисхана" мало кто мог понять, и большинство однокурсников и преподавателей относилось к нему с настороженной неприязнью. Кроме того, над ним тяготела угроза попасть в армию - по окончании училища он как раз достигал призывного возраста. Тогда Нуриев, со свойственной ему изобретательностью, отправился к директору и заявил, что очень беспокоится о напрасной трате государственных средств на его обучение - ведь после службы в армии он вряд ли будет танцевать.

Как ни странно, этот достаточно абсурдный аргумент возымел свое действие, и Рудольф Нуриев был переведен из шестого в восьмой класс. Педагогом Нуриева стал опытный преподаватель Александр Иванович Пушкин, которой в полной мере сумел разглядеть самобытный, яркий талант юноши, столь непохожего на других. Нуриев впоследствии с благодарностью вспоминал своего преподавателя: "Он наполнял душу волнением, тягой к танцу". А. И. Пушкин действительно был одним из лучших преподавателей хореографии в нашей стране - у него обучались Барышников, Соловьев, Викулов и многие другие прекрасные танцовщики.

Правда, самолюбие Нуриева нередко страдало при занятиях с Пушкиным - он далеко не всегда поощрял своего ученика. В 1956 году он отказался включить Рудольфа Нуриева в ученический спектакль, считая, что он к этому еще не готов. Однако строптивый Рудольф продемонстрировал Пушкину блестяще исполненную мужскую вариацию из балета "Эсмеральда". Педагогу ничего не оставалось делать, и Нуриев выступил в концерте.

Нуриев должен был окончить девятый класс и проститься с училищем. Сам он, конечно, рвался к самостоятельности, однако Пушкин считал, что Рудольф многому еще может научиться. Нуриев остался в училище на год. Как писал об этом периоде автор биографической книги о Нуриеве Отис Стюарт, "их совместная работа над классическим репертуаром не только укрепила технику артиста, но и стала основой его удивительной балетной эрудиции..."

Этот год в жизни Нуриева был очень удачным - основная труппа Кировского балета уехала на гастроли, и он смог станцевать ведущие партии в девяти спектаклях. А его выступление на конкурсе в Москве летом 1958 года, а затем - на выпускном спектакле заставили публику и специалистов в области балета заговорить о необычной новой звезде мужского танца. После окончания училища перед начинающим танцовщиком встал выбор: какое предложение ему принять? Его приглашали в свои труппы и Кировский, и Большой театры, и музыкальный театр имени Станиславского - ситуация беспрецедентная для обычного выпускника училища.

В какой-то мере Нуриев повторил судьбу своего предшественника, другой легенды балетной сцены, Вацлава Нижинского, которому предложила стать ее партнером Матильда Кшесинская, прима-балерина Мариинского театра. Нуриев получил такое же предложение от примы своего времени - Наталии Дудинской. Нуриев принял его, оставшись в Кировском театре.

Однако людей, причастных к "управлению" искусством, беспокоил очевидный бунтарский дух Рудольфа Нуриева, а его нетрадиционная сексуальная ориентация, которую тот и не пытался скрывать, хотя и не афишировал так, как делал это в более поздние годы, давала повод для преследования. Перед Нуриевым было поставлено неожиданное препятствие: поскольку половину суммы за его обучение платил Уфимский театр, его обязали вернуться туда на несколько лет. С огромным трудом, используя все возможные связи, руководителю Кировского театра удалось оставить его в труппе.

У Нуриева образовалась многочисленная группа поклонников еще до того, как он начал выступать на сцене Кировского театра - со времен ученических спектаклей. И, конечно, его театральный дебют в "Лауренсии" вызвал восторг, какой редко выпадает на долю начинающего артиста. Успех сопровождал Рудольфа Нуриева все последующие годы его работы в Кировском театре (правда, их было всего три).

В театре он сразу занял особое положение. Нуриеву никогда не приходилось ждать партий, и в его репертуар входило практически все, о чем мог мечтать артист балета - "Раймонда", "Спящая красавица", "Жизель", "Баядерка", "Лебединое озеро", "Щелкунчик", "Дон-Кихот" и многие другие. Прославленные балерины сами просили Нуриева танцевать с ними. Кроме того, он с первых же шагов своей артистической карьеры позволял себе вносить изменения в костюмы и хореографию исполняемых им партий, и это ему позволялось.

Однако его отношения с коллегами вне сцены складывались далеко не просто. Многие из тех, кому довелось в те годы работать с Нуриевым, говорят о его резкости, бесцеремонности и бестактности. Кроме того, личная независимость Нуриева от каких бы то ни было общепринятых правил и условностей волновало руководство театра. Беспокоило это и тех, кто по долгу службы курировал дела артистов. В результате за Нуриевым, как в те годы за всяким "инакомыслящим", тем более находящимся на виду, было установлено постоянное наблюдение органов госбезопасности. Ему никогда не разрешали выступать в тех спектаклях, которые посещали члены правительства, и Рудольф Нуриев всегда оказывался на гастролях именно в те моменты, когда в Ленинград приезжали иностранные артисты. Правда, трижды его включали в состав гастрольных групп, однако наблюдение за ним усиливалось до предела. А потом и эти гастроли прекратились.

В 1961 году стало известно о том, что труппа Кировского театра поедет на гастроли в Париж. Нуриев был уверен, что в Париж его не отпустят. Однако поездка не могла состояться без участия в ней талантливой молодежи, и Нуриев был включен в состав группы. К поездке он готовился тщательно, много репетировал. Готовились и те, кто наблюдал за ним.

Впоследствии много спорили о том, собирался ли Нуриев уже тогда остаться на Западе. Писали, что артист был ненавистником советского строя и покинул родину по политическим мотивам. На самом деле, Нуриев политикой никогда не интересовался. Кстати, за все многие годы, проведенные им на Западе, он ни разу не позволил себе публично критиковать советский строй. Рудольфа Нуриева мало интересовало то, при каком строе он живет, ему нужно было танцевать, сколько он хотел, что хотел и как хотел, а также иметь достойный уровень жизни - это соображение всегда было для него немаловажным. И практически все, с кем общался Нуриев в тот период, утверждают, что никакого заранее обдуманного намерения у него не было. Артист вкусил свободы и не смог от нее отказаться. Свобода личности и свобода творчества всегда доминировали в мотивах поступков этого вечного бунтаря. Однако точного ответа на то, планировал ли Нуриев все же заранее свой поступок или действовал под влиянием минуты, не знает никто.

Гастроли в Париже заканчивались, и труппа должна была лететь в Лондон. Неожиданно прямо в аэропорту Рудольфу Нуриеву объявили, что он отправится не в Лондон, а в Москву - якобы потому, что тяжело заболела его мать. Нуриев бросился к французским полицейским и с их помощью ему удалось остаться в аэропорту. На встречу с ним приехал советский атташе, но результата не добился. Нуриев попросил политического убежища.

Через неделю он уже выступал в качестве солиста Интернационального балета маркиза де Куэваса, танцуя в балете "Голубая птица". Однако работа в этой труппе длилась недолго - Нуриев отправился в Копенгаген, где хотел осуществить два своих желания - встретиться с Верой Волковой, прекрасной преподавательницей-эмигранткой, и познакомиться с датским танцовщиком Эриком Бруном, которого видел еще в России в фильме о балете. Желания Нуриева, как правило, осуществлялись - исполнились и эти. Более того, кроме знакомства с Бруном, который поразил его как танцовщик и как мужчина и стал его близким другом, Рудольф Нуриев познакомился со знаменитой балериной Марго Фонтейн, которая была кумиром западной публики. Она сама выразила желание познакомиться с "этим русским парнем". А в ноябре 1961 года Нуриев уже танцевал на бенефисе Фонтейн. Их сотрудничество длилось много лет, дружба - еще дольше, до самой смерти Фонтейн.

Выступление Рудольфа Нуриева произвело потрясающее впечатление. "Нуриев метнулся на авансцену и завертелся в каскаде дьявольски стремительных пируэтов. Но неизгладимое впечатление осталось даже не от виртуозности танцовщика, а от его артистического темперамента и драматизма. Никто не смог остаться равнодушным к горящему в его глазах пламени, к той невероятной энергии, которая обещала еще более волнующие впечатления", - вспоминал один из очевидцев.

Нуриев начал свою карьеру на Западе со скандала из-за своего неожиданного отказа возвращаться в Москву и продолжил ее эпатажем - и на сцене, и вне ее. Уже с первых его шагов стало ясно, что Рудольф Нуриев - явление, которого современная балетная сцена еще не видела. Яркость, эмоциональность и сексуальность - именно эти основные черты его творчества назывались в первую очередь всеми балетными критиками и зрителями. В области мужского танца он произвел настоящую революцию - и не столько благодаря своей технике, сколько тому необъяснимому впечатлению, которое умел производить. До появления Нуриева мужской танец, во многом благодаря влиянию Баланчина, был лишь необходимым фоном для балерины.

О Нуриеве вполне справедливо писали впоследствии, что в его исполнении были свои недостатки. Однако мужской танец становился не только равноправным с женским, но и, в исполнении Нуриева, обретал самостоятельное значение, исполненное не меньшей красоты и выразительности. Он не боялся показывать на балетной сцене красивое мужское тело, используя, в противовес сложившейся тенденции, "минимум одежды и максимум грима" (конечно, если это не шло вразрез с исполняемой им ролью).

Безусловно, одними лишь сценическими приемами и хореографической техникой Рудольф Нуриев не мог бы добиться столь революционного эффекта. Огромное значение имела сама личность танцовщика. Его экзотическая внешность с резкими, восточными чертами лица, экспрессивная, выразительная пластика, а самое главное - неугасимый внутренний огонь, который был виден в каждом его движении и жесте. Многим необъяснимая притягательность Нуриева казалась просто магической. Недаром во многих отзывах о нем как о танцовщике постоянно встречаются эпитеты "потусторонний", "нечеловеческий". По словам Отиса Стюарта, "мир, несомненно, знал и более сильных в техническом отношении танцовщиков, обладавших совершенными линиями… Но еще не появился ни один, хоть бы отдаленно напоминающий этого тонкого дикого Пана, который сумел развенчать в глазах публики привычного принца, вечно стоящего "на подхвате", и превратить его в звезду столь же яркую и сияющую, каким были до него лишь балерины".

Но вне сцены Нуриев, по мнению большинства тех, кто его знал, был просто невыносим. Он не давал себе труда быть тактичным или соблюдать хотя бы элементарные правила общения. Получив на первых порах материальную поддержку Эрика Бруна, Рудольф Нуриев начал заниматься с Датской балетной группой, стремясь усовершенствовать свою технику, однако сразу же завоевал неприязнь к себе. Через некоторое время он получил приглашение выступать в "Америкэн балле тиэтр", но продержался там ровно неделю и ушел, оскорбив директора труппы.

Однако с Марго Фонтейн его отношения складывались иначе. Эта сорокадвухлетняя мировая знаменитость долго колебалась, брать ли ей в партнеры "этого русского". Собственно говоря, новый партнер ей не был нужен - она собиралась покинуть балетную сцену. На своем бенефисе она отказалась танцевать с Нуриевым, он исполнял свой номер не с ней. Однако через некоторое время Фонтейн захотела попробовать дуэт с Нуриевым - настолько сильное и необычное впечатление производил этот танцовщик.

Проба оказалась удачной, и совместная работа обогатила обоих. В танце Фонтейн появились страстность, женственность и воодушевление, чего, по мнению некоторых критиков, ей ранее не хватало. А танец Нуриева приобрел поэтичность и рафинированность, свойственные Фонтейн. Пара производила потрясающее впечатление на зрителей. Как говорил потом сам Нуриев, публика была захвачена их танцем потому, что они сами были захвачены своей работой.

Публика воистину сходила с ума. Попасть на спектакль с участием этого дуэта было просто невозможно. По воспоминаниям одного из сотрудников концертного бюро, устраивавшего гастроли Королевского балета в Америке, это была настоящая истерия. Люди разбивали палатки возле здания "Метрополитен-Опера" и дежурили по трое суток, чтобы достать билеты.

"Родившись в поезде, он и жизнь свою гнал со скоростью сто километров в час". Действительно, карьерный взлет Нуриева на Западе был стремительным - из мало кому известного юноши-эмигранта он быстро превратился в звезду небывалой величины. Однако на родине его славу признавать отнюдь не собирались в течение долгих лет. Из прессы просто исчезли все упоминания об артисте, как будто его никогда не существовало. Были ликвидированы все его фотографии и даже те, на которых он был снят вместе с другими артистами.

В первое время своего пребывания на Западе Рудольф Нуриев заявлял в своих интервью, что может принять решение о возвращении на родину, если не найдет места в новой жизни. Однако это, скорее всего, было просто игрой на публику - вряд ли Нуриев всерьез считал, что может вернуться. Ничто иное, кроме лагерей, его ждать не могло. Сразу после события, изменившего всю его жизнь, прошло открытое собрание труппы Кировского театра, где артисты вынуждены были единогласно заклеймить его как "невозвращенца". А в январе 1962 года состоялся официальный суд над Рудольфом Нуриевым (естественно, заочный), на котором его приговорили как предателя Родины к семи годам исправительно-трудовых работ с отбыванием срока в колонии строгого режима.

И даже после такой акции КГБ не желал оставить его в покое. В течение долгого времени Нуриева, по словам близких ему людей, мучил страх перед советскими агентами госбезопасности, что нельзя приписывать одной лишь впечатлительности и мнительности артиста. На протяжении многих лет его преследовали анонимными звонками с угрозами, причем особенно часто это случалось непосредственно перед выходом на сцену. А несколько раз изобретательные преследователи заставляли его мать звонить и уговаривать сына вернуться на родину.

Нуриев вырос в фигуру, значение которой было неожиданным для него самого. Он едва не стал причиной срыва программы культурного обмена между СССР и Великобританией - Советский Союз выдвигал требование о том, чтобы Королевский балет расторг контракт с Нуриевым. Англичане оказались более твердыми и отстояли танцовщика, а вот Франция под угрозой отмены гастролей Большого театра сняла спектакль с участием Рудольфа Нуриева, намеченный к постановке в "Гранд Опера".

Единственное, чего еще желал артист от Советского Союза - разрешения его матери на выезд к нему. Но именно это разрешение никогда не было дано. По прошествии достаточно долгого времени после отъезда Нуриева его сестрам с детьми разрешили навестить Нуриева в Монте-Карло и Париже, однако Фариде Нуриевой такого разрешения не давали, несмотря на ухудшающееся здоровье, которое оставляло ей мало шансов еще раз увидеть сына. Нуриев предпринимал что только мог, использовал свои огромные связи, обращался к своим влиятельным знакомым и поклонникам - все было бесполезно. В 1976 году был даже создан комитет, состоящий из известных деятелей культуры, который собрал более десяти тысяч подписей под просьбой дать матери Рудольфа Нуриева разрешение на выезд из СССР. Сорок два сенатора Соединенных Штатов Америки обращались лично к руководителям страны, за Нуриева ходатайствовала ООН, но все оказалось бесполезным. Вероятно, если бы Нуриев не стал столь прославленным артистом, кумиром западной публики, добиться такого разрешения было бы значительно легче.

Лишь после прихода к власти Михаила Горбачева Нуриев смог совершить две поездки на родину. В 1987 году ему разрешили ненадолго приехать в Уфу для того, чтобы проститься с умирающей матерью, которая к тому времени уже мало кого узнавала. А через два года Нуриеву была предоставлена возможность станцевать несколько спектаклей на той сцене, о которой он так мечтал в юности - в Кировском театре. Однако гастроли принесли лишь разочарование и Нуриеву, и тем, кто так хотел его увидеть. Артист был уже серьезно болен, кроме того, его преследовали травмы. Да и репертуар был выбран без учета физической формы исполнителя. Балет "Сильфида" требовал безупречного исполнения классического танца, что было Рудольфу Нуриеву в тот момент не по силам.

Танцевал он с огромным трудом, преодолевая физическую боль. Он и сам был расстроен поездкой. Пожалуй, самая большая ценность этих гастролей для русских зрителей заключалась в том, что после них на экране стали появляться фильмы с участием Рудольфа Нуриева, которые ранее были для них недоступны.

Но все это было намного позже - а пока Рудольф Нуриев продолжал свое блистательное шествие по сценам западных театров, оставляя за собой шлейф восторгов публики, скандалов в прессе и ненависти многих коллег. Однако даже те, кто не испытывал к Нуриеву-человеку никаких положительных эмоций, не могли не преклоняться перед Нуриевым-танцовщиком.

Постоянной труппой, в которой он много работал в первые годы своего пребывания на Западе, был Лондонский Королевский балет. Как утверждала одна из солисток этой труппы, Нуриев в чем-то определил развитие Королевского балета своим участием в его постановках.

После 1964 года Рудольф Нуриев стал меньше танцевать с Королевским балетом - все больше времени занимали у него гастрольные поездки. Он танцевал "Лебединое озеро" в Венской опере в 1964 году, "Раймонду" с Австралийским балетом в 1965-м, а в 1966 году поставил свой балет "Танкред" в театре "Ла Скала". Однако первый свой дом он купил все же именно в Лондоне, куда в тот период неизменно возвращался. Но к середине семидесятых годов, когда Марго Фонтейн прекратила свои выступления, Нуриев стал выступать с Королевским балетом все реже и уже не считал себя членом его труппы. Правда, он оставил труппу не по собственной инициативе - Нуриев успел приобрести среди участников Королевского балета несколько верных друзей и подруг и огромное количество врагов. "Едва Марго оставила балет, - говорил Нуриев в одном из интервью, - сразу возникла мысль убрать меня, из личности превратить в ничто".

Однако для Нуриева отнюдь не было большим ударом это расставание с Лондоном. За право пригласить его в свою труппу боролись лучшие театры мира, несмотря на то, что Нуриев требовал (и получал) баснословные для балетного танцовщика гонорары.

О Нуриеве много говорили и продолжают говорить как о человеке, своей целью поставившем обогащение. Однако он, мгновенно завоевав мировую славу, делал на сцене то, что вовсе не было необходимым для коммерческого успеха. Он всегда танцевал на грани риска, полностью отдаваясь стихии танца. Уже будучи обладателем колоссального состояния, Рудольф Нуриев продолжал работать столь же напряженно, как и в первые годы своего творчества. Он любил деньги ради денег и танец ради танца. Даже люди, хорошо знавшие Нуриева и не слишком тепло к нему относившиеся, утверждали, что, если бы ему пришлось выбирать между деньгами и балетом, он выбрал бы балет. Но, раз уж судьба предоставила ему возможность хорошо зарабатывать танцем, нужно было ее использовать в полной мере.

Правда, одним лишь танцем он не смог бы приобрести такого состояния - максимальная цена выхода составляла в то время не более десяти тысяч долларов. Однако Нуриев, по выражению одного из своих знакомых, представлял собой финансовую империю, состоящую из одного человека. Его финансовое чутье сделало бы честь профессионалу, и всеми своими делами он занимался сам, не доверяя никому. Конечно, он пользовался советами консультантов, но решения о вложении своих средств всегда принимал сам. Причем, кроме того, что его деньги приносили ему еще большие деньги, он сумел продумать схему их размещения таким образом, что практически не платил налогов со своего огромного состояния. Для этого он даже принял австрийское подданство, так как эта страна отличалась своим мягким налоговым законодательством.

Однако основной деятельностью Нуриева был, конечно, балет. Большую роль в его карьере сыграло сотрудничество с известным антрепренером и продюсером Солом Юроком. Они были нужны друг другу и сразу это поняли. "Агентство Юрока почти уникально среди крупных предприятий подобного типа в том отношении, что призвано зарабатывать деньги. Ему нужна прибыль, и оно не получает никаких субсидий. Едва Юрок понял, что все, что ему нужно, чтобы деньги текли рекой - это выступления Нуриева, а вовсе не присутствие таких монстров, как Большой или Королевский балет, - причем Нуриева в любом окружении, - будущее балетных трупп по всему миру оказалось предопределенным".

Юрок организовал североамериканские турне Лондонского Королевского балета, начиная с 1963 года, причем в маршрут гастролей непременно включалась и Канада. Через некоторое время Нуриев, видя, какой успех имеют гастроли, предложил Юроку создать гастрольную версию балета "Спящая красавица", которую собирался исполнять с национальным балетом Канады. Артист поставил балет сам. Он имел колоссальный успех. Сотрудничество Нуриева с этой балетной труппой оказалось очень успешным и длилось около шестнадцати лет.

Конечно, Нуриев работал не только с этими двумя балетными труппами. Список постановок, в которых он участвовал во всех концах мира, чрезвычайно велик. Он танцевал и ставил балеты в Венской опере, в "Америкэн балле тиэтр" Баланчина, в "Ла Скала".

Весьма интересным было обращение Нуриева, классического танцовщика, к современной хореографии. Первым его шагом в этом направлении стало выступление на телевидении в 1971 году в составе "Танцевальной труппы Пола Тейлора". По словам Стюарта, "на один вечер в не утихающей в течение полувека войне между классическим танцем и танцем модерн наступило перемирие... До этого артисты классического балета не якшались с босоногими танцорами, и те отвечали таким же недоверием".

Нуриеву было уже тридцать три года, и до сорокалетия - обычного возраста завершения карьеры танцовщика - было уже не так далеко. Однако он даже не думал о том, что когда-нибудь ему придется уйти со сцены. Он не собирался уходить - и не ушел. Однако искать какие-либо новые формы для самовыражения ему было необходимо - и из-за того, что его физические возможности через несколько лет стали бы уже не теми, что ранее, но, главным образом, потому, что Рудольф Нуриев не мог не находиться в постоянном движении и творческом поиске.

Как писал известный американский хореограф Луис, "Нуриеву принадлежит огромная честь возведения моста между балетом и танцем модерн. Именно он сделал решительный шаг, пошел на риск, не боясь проиграть. Новый язык движений он воспринял как нечто, что должен попробовать сам. И у него хватило мужества сделать это... В современном танце он видел залог своего будущего. Ему и в голову не приходило покинуть сцену в расцвете сил, поэтому он постоянно старался расширить свои возможности".

Сделать то, что сделал Нуриев, мог в те годы только он - с его независимостью, смелостью и склонностью к эпатажу, настолько непримиримой была война между двумя течениями в танце. Для него самого же работа в новом направлении означала напряженный труд над тем, чтобы освоить совершенно новую, непривычную для него эстетику, новые принципы движений, угловатых, резких, полностью отличающихся от принципов классического танца. Но Нуриев мог танцевать все - и хотел это делать.

Местом, где он смог в полной мере проявить себя в новом амплуа, стал Лондонский Королевский балет, чей репертуар включал в себя работы как классических, так и новых хореографов. Сам Рудольф Нуриев говорил о то, что современный танец привлекает его не только иной хореографией, но и большим разнообразием и богатством тематики, недоступным классическому танцу.

Современный танец открыл новые возможности перед Рудольфом Нуриевым, но и танцовщик открыл для этого танца новые перспективы. Особенный эмоциональный накал Нуриева, который не мог создать ни один другой танцовщик, его уникальная экспрессия в сочетании с широкими возможностями танца модерн, также экспрессивного по своей природе, создавали потрясающий эффект. Нуриев учился, несмотря на то, что был звездой, равной которой в хореографии в то время просто не было, однако и сам многому мог научить хореографов. Он стал танцевать с ансамблем Марты Грэхем, и их постановки имели огромный успех. Событием стала премьера спектакля "Люцифер" на Бродвее - билеты на лучшие места стоили до десяти тысяч долларов, и на премьере собрались все знаменитости Америки, включая супругу президента Форда.

Еще одним аспектом напряженной, разносторонней работы Рудольфа Нуриева стал кинематограф. Он давно был поклонником западного кинематографа, всерьез интересовался спецификой работы в кино и просто не мог пройти мимо столь интересовавшего его дела. Его работа в кинематографе началась уже в 1963 году, с исполнения партии Корсара в фильме "Вечер с Королевским балетом". Затем последовала партия Ромео с балетом Макмиллана, а в 1966 году - "Юноша и смерть". Однако исполнение тех же партий, что и в обычном спектакле, с той лишь разницей, что это снималось на кинопленку, не совсем устраивало Нуриева.

В 1964 году ему предложили роль Змея в фильме "Библия", однако Нуриев запросил такую сумму, которая оказалась чрезмерной для продюсера. В 1970 году был задуман фильм о судьбе Вацлава Нижинского - с Нуриевым в главной роли. Вновь проект не был осуществлен, на этот раз по не зависящим от артиста причинам. Рудольф Нуриев решил сам выступить в роли продюсера, и в 1972 году был снят фильм "Я - танцовщик", однако Нуриев, несмотря на успех работы, был крайне недоволен результатом, заявив, что терпимыми получились лишь несколько сцен из всего фильма.

Но фильм послужил широкой рекламой его кинематографическим работам. Через полгода Нуриев завершил съемки фильма "Дон-Кихот", являющегося полнометражной широкоэкранной кинематографической версией одноименного балета, которую Рудольф Нуриев в свое время поставил для Австралийского балета. Танцовщик исполнял в нем главную роль, а также был режиссером и сопродюсером. В результате эта работа была признана одним из лучших фильмов-балетов и одной из лучших интерпретаций романа Сервантеса.

Следующая работа Рудольфа Нуриева в кинематографе была не столько танцевальной, сколько игровой. На этот раз он исполнял роль знаменитого актера немого кино Рудольфа Валентино. Фильм получил признание зрителей, однако критики не слишком высоко оценили игру Нуриева. Не совсем удачное, по мнению специалистов, исполнение объясняли тем, что Нуриев, привыкший видеть перед собой публику, не мог заставить себя играть с тем же накалом эмоций в студии, перед камерой вместо зрительного зала. Тем не менее, в ежегодном обзоре лучших фильмов "Валентино" занял восьмое место.

Следующей работой Рудольфа Нуриева в кино стал шпионский боевик "Разоблаченный", где он сыграл роль скрипача, который в одиночку борется с международной террористической организацией. А вскоре он, неожиданно для своих поклонников, начал принимать участие в знаменитой программе скетчей "Маппет-шоу", обнаруживая незаурядное чувство юмора и находчивость.

Несмотря на то, что Нуриев регулярно работал в кино и на телевидении, главным его делом оставался, безусловно, балет. В 1983 году в жизни Рудольфа Нуриева произошло большое событие - он принял руководство балетной труппой театра "Гранд Опера". Он долго колебался, не в силах решить, стоит ли ему, не способному несколько недель прожить на одном месте, брать на себя долгосрочные обязательства, связанные с длительным пребыванием в Париже. Однако к этому времени у Рудольфа Нуриева уже начали появляться проблемы на сцене - танец уже давался ему с большим напряжением. Возраст, конечно, давал о себе знать (ему было уже сорок пять лет), усугублялось это еще и постоянными недомоганиями, травмами. Лишь позже выяснилось, что нездоровье Нуриева - частые простуды, резкое снижение веса, слабость - были симптомами постигшего его страшного заболевания. Но в 1983 году артист еще не подозревал о том, что болен СПИДом, и продолжал считать ухудшение здоровья временным. Он вел напряженную творческую жизнь, и период перед тем, как он принял предложение "Гранд Опера", был крайне напряженным. Нуриев танцевал в Японии, Америке, Париже, других городах мира, перемещаясь по свету со свойственной ему удивительной быстротой и легкостью.

В "Гранд Опера" Нуриев одновременно стал постоянным солистом труппы, хореографом и директором. Работа, предстоящая ему, была невероятно сложной не только в профессиональном плане. Основные сложности представляли собой закулисные интриги, которые насквозь пронизывали не только всю труппу, но и охватывали государственных чиновников, занимающихся делами этого театра. Рудольф Нуриев и труппа "Гранд Опера" сразу же заняли противоборствующие позиции. Нуриев был недоволен тем, что его не желали беспрекословно слушаться, а артистам вовсе не по нраву пришлись манеры нового директора и его требования, которые они считали неуместными. Шесть лет работы Нуриева в этом театре стали годами войны, ведущейся с переменным успехом. Однако Нуриев никогда не сдавал своих позиций. Один против всех - это было для него естественной ситуацией.

Далеко не всегда поведение Нуриева было приличным - он в полной мере поддержал свою репутацию грубияна и скандалиста. Однако по прошествии нескольких лет стало ясно, что он сумел превратить довольно разнородную труппу "Гранд Опера" в первоклассную, отличающуюся высоким профессионализмом. "Я глубоко уважаю сделанное им для театра, - писал хореограф Джером Роббинс об этой работе Рудольфа Нуриева. - Он вытащил труппу из депрессии и научил ее соблюдать дисциплину, поставил определенную цель. Он был искренне заинтересован в балете и артистах и действительно создал хорошую, профессиональную труппу". Одним из наглядных результатов его работы стали в 1986 году гастроли труппы в Америке, которых не было с 1948 года. Турне стало триумфальным, что подтвердило высочайший уровень труппы, достигнутый усилиями Рудольфа Нуриева.

За годы своей работы на Западе Рудольф Нуриев успел сделать столько, что его работоспособность просто поражает, так же, как и разнообразие его ролей. Он работал с известнейшими балетмейстерами мира, которые ставили спектакли специально для него: Ф. Аштон ("Маргарита и Арман"), Р. Пети ("Потерянный рай", "Экстазы", "Пелеас и Мелисанда"), М. Бежар ("Песни странствующего подмастерья"), М. Грэхем ("Люцифер"), М. Луис ("Момент") и др.

Обширна и балетмейстерская деятельность Нуриева. Начав с возобновления классических русских балетов, он постепенно пришел к созданию новых самостоятельных редакций этих балетов и оригинальным постановкам собственного сочинения. На сценах Лондона, Милана, Вены, Стокгольма, Берлина, Парижа им были поставлены "Тени", "Раймонда", "Буря", "Лебединое озеро", "Танкред", "Дон-Кихот", "Спящая красавица", "Щелкунчик", "Ромео и Джульетта", "Баядерка", "Манфред".

Однако профессиональный успех, к сожалению, не сопровождался улучшением здоровья артиста. Впрочем, к этому времени Рудольф Нуриев знал, что никакого улучшения быть не может - он уже прошел обследование и выяснил, чем именно он болен. Он пытался бороться, проходил курсы лечения всеми возможными препаратами, однако это приносило ему лишь временное облегчение. Вскоре он столкнулся и с социальными последствиями своей болезни. Как только возникли подозрения в том, что он действительно болен СПИДом, многие его знакомые перестали с ним общаться.

Тем не менее, несмотря на сознание собственной обреченности и ухудшение физического состояния, Нуриев продолжал напряженно работать. Дух этого необыкновенного человека не могло сломить ничто. Однако гастроли последнего периода его жизни и творчества были крайне неудачными. Отзывы в прессе были крайне негативными, что не могло не ухудшить морального состояния Нуриева. Правда, тогда он нашел для себя новый, совершенно неожиданный вид деятельности, в котором проявил себя очень успешно - всерьез занялся дирижированием и удивил своими способностями и трудолюбием даже профессионалов.

К несчастью, болезнь уже не оставляла Нуриеву шансов на продолжение работы, он чувствовал себя все хуже и хуже. Врачи считали чудом уже то, что этот человек сумел в течение более десяти лет после начала страшной болезни вести напряженную творческую жизнь, говоря, что Нуриев продлил свое активное существование фактически лишь за счет усилий своей воли. Но в 1992 году, на премьере поставленного им в "Гранд-Опера" балета "Баядерка", ознаменовавшей торжественное событие - вручение Рудольфу Нуриеву высшей награды Франции за заслуги в области искусства, ордена Почетного легиона - виновник торжества был уже не в силах встать на ноги. На протяжении всей церемонии он, живописно задрапированный в алый шелк, восседал в кресле, более напоминавшем трон. Пышность обстановки резко контрастировала с его изможденным лицом.

И все присутствующие, и сам Рудольф Нуриев знали, что церемония награждения одновременно была и его прощанием - прощанием с театром и с жизнью, что для него фактически было одним и тем же, и 6 января 1993 года великий артист скончался.

О его вспыльчивости, эгоизме, скупости и необузданной любви к мужчинам слагались легенды. Он жадно жил и нещадно тратил время, силы, талант, чувства. Но он не знал, что за свою ненасытность заплатит страшную цену, чудовищную, но неизбежную, как любая плата по счету.

В его официальной биографии пишут, что Рудольф Нуриев родился в Иркутске. На самом деле настоящая фамилия Рудольфа не Нуриев, а Нуреев. Нуриевым он стал позднее, когда стал знаменит. А Иркутск возник из-за того, что нельзя же было в паспорте записать, что человек ворвался в эту жизнь стремительно и оригинально, под стук колес несущегося по просторам страны состава, да так и прожил свою жизнь в пути: утром в Париже, днем в Лондоне, в на следующий день в Монреале.
Нуреев появился на свет стремительно, так же, как прожил всю свою жизнь. Вылетел на свет божий вполне холодным утром 17 марта 1938 на стыке степей Центральной Азии и гор Монголии - в поезде, мчавшемся на Дальний Восток, попав прямо в руки своей десятилетней сестры Розы. Его мать Фарида направлялась к месту службы своего мужа Хамита, политрука Советской Армии. В поезде вместе с моей матерью ехали его сестры: Роза, Розида и Лиля. В семье единственный человек, с которым Рудольф был действительно близок в те дни, - это его сестра Роза.
С обеих сторон, наша родня – это татары и башкиры." Oн гордился своей нацией и, в общем-то, действительно походил на стремительного, своевольного потомка Чингисхана, как его неоднократно и называли. При случае он мог, подчеркнуть, что его народ в течение трех веков властвовал над русскими. "Татарин – хороший комплекс звериных черт, и это то, что есть я."

Всего через несколько месяцев после прибытия во Владивосток его мать - Фарида и четверо ее детей снова ехали в поезде по транссибирской магистрали. На сей раз они направлялись в Москву вместе с Хаметом Нуреевом - простого татарского крестьянина, сумевшего воспользоваться переменами, которые произошли в стране после Октябрьской революции 1917 года и в итоге дослужившегося до чина майора - переводят в Москву.
Дитя новой России, Хамет работал на всемогущий военно-промышленный комплекс, и работа эта требовала постоянных переездов. Он принадлежал к той новой команде политруков, которую воспитало советское правительство. Дети уже знали, что страсть к путешествиям стала второй натурой отца, и именно эту черту унаследовал от него сын Рудольф.
Но в 1941 году, после нападения на Советский Союз Германии, началась Вторая Мировая война и Хамметт идет на фронт. Из Москвы Фарида эвакуируется со своими четырьмя детьми в родную Башкирию, где и проходят его детские годы. Она живет в небольшой избе в деревне Чишуана вместе с детьми в течение военных лет.
Их пища в течение всего дня - кусок козьего сыра или пустая картошка. Однажды, не в силах дождаться, пока сварится картошка, Рудик попытался ее достать, опрокинул котелок на себя и попал в больницу. Где смог наесться вдоволь, чего нельзя было сказать о домашнем питании. Нуреевы жили очень бедно. Рудик растет без отца тихим и закрытым ребенком. Его любимое занятие в то время было слушать грампластинки, особенно он обожал музыку Чайковского или Бетховена. Он рос; как единственный сын в татарской семье; в деревне.
Время было очень тяжелое: как вспоминал танцор позднее, зимы в Уфе были такими долгими и холодными, что у него замерзалисопли на носу, а когда пришла пора идти в школу, то идти оказалось не в чем - пришлось надевать пальто одной из сестер.

Однако в Уфе был хороший оперный театр, в свое время там дебютировал сам Шаляпин.
В канун нового 1945 года 31 декабря мать Нуреева Фарида проводит Рудольфа и его сестер всего с одним билетом на руках посмотреть выступление приехавшего в Уфу Большого театра на балет "Song of the Cranes"Журавлиная песня" , в котором главную партию исполняла башкирская балерина Зайтуна Насретдинова. Oн влюбился в балет. Рудольф был в восторге и вспоминает: "Первый поход в театр–зажёг во мне особый огонь, принёс невыразимое счастье. Что-то уводило меня от убогой жизни и возносило к небесам. Только вступив в волшебный зал, я покинул реальный мир и меня захватила мечта. С тех пор я стал одержимым, я услышал «зов». В то время я учился в школьном хореографическом ансамбле и добивался всё новых успехов и мечтал поступить в Ленинградскую хореографическую школу. Примерно лет восьми я жил как одержимый, слепой и глухой ко всему, кроме танца...Тогда я почувствовал, что я вырвался из темного мира, навсегда."

В 1948 году старшая сестра Рудольфа Роза привела его в Дом учителя к Анне Ивановне Удальцовой, у которой и сама занималась.
Профессиональная балерина Удальцова еще до революции в составе знаменитой труппы Дягилева разъезжала по всему миру, выступала с Павловой, Карсавиной, дружила с Шаляпиным. Интеллигентная, образованная женщина, она свободно владела тремя языками. Своих учеников обучала не только танцу, но приобщала к музыке, литературе. Кроме того, она была душевным человеком, и доброта ее преображала всех, кто с ней общался.
Анна Ивановна скоро распознала уникальные способности, страсть маленького мальчика к танцу и много занималась с ним. «Это будущий гений!» – говорила она.
Он стал мечтать о балете и танцевал каждую свободную минуту перед зеркалом. «Мама смеялась и хлопала, когда я кружился на одной ноге».

Это привело к конфликту между ним и вернувшимся с войны отцом. Хамет Нуреев был жесктим и суровым. Рудольф его боялся и не любил. Склонность сына к танцам бесила отца. Странную страсть к музыке и танцам отец жестоко искоренял, за посещение танцевального кружка в Доме пионеров бил.
«Страшно даже не то, что он бил. Он все время говорил. Бесконечно. Не умолкая. Говорил, что сделает из меня мужчину, и что я еще скажу ему спасибо, запирал дверь и не выпускал меня из дому. И орал, что я расту балериной. Хоть в чем-то я полностью оправдал его ожидания. Чтобы мы слушали, он выключал радио. Музыки почти не осталось».
Hо выбить из него "дурь" так и не смог. "Балет не профессия для мужчины", - говорил Нуреев-старший и хотел, чтобы сын пошел в ремесленное училище и приобрел надежную рабочую профессию.
«Я был везунчик. На нашей улице почти ни у кого не было отцов. И каждый придумал своего папку. Сильного, смелого, который возьмет с собой на охоту или научит удить рыбу. А у меня отец-герой! Вся грудь в орденах. Даже следам от прута на моей заднице завидовали. Только я хотел, чтобы он уехал… Потом он приезжал ко мне в театр. Даже аплодировал. И, помнится, пожал мне руку. А я смотрел на него и думал, что вот он, чужой, старый, больной. И теперь я могу его ударить, а у него не хватит сил дать сдачи... Странно, сейчас я не чувствую обиды, я просто вычеркнул из памяти все, что причиняло боль.»

Сам Нуреев позже не любил вспоминать свое прошлое.
Его девиз был: «Никогда не оглядывайся назад».
Рудольфу было 14 лет, когда он ушел тайком из дома, чтобы танцевать в детском фольклорном ансамбле. Танцевал гопак, лезгинку и цыганочку с выходом. И до того хорошо, надо сказать, танцевал, что решили педагоги Анна Удальцова вместе с подругой Еленой Вайтович его послать. И не абы куда, а в Ленинград, в балетное училище Вагановой в одной из лучших балетных школ в мире!
Вот уж, как говорится, послали так послали!

17 августа 1955 года семнадцатилетний Рудольф Нуреев оказался на небольшой ленинградской улице, возведенной в XIX веке Карлом Росси для театральной, музыкальной и драматической школ при Императорском театре. Ровно через неделю он поступил в Ленинградское хореографическое училище.

После экзаменационного выступления к тяжело дышащему юноше подошла Вера Костровицкая, один из старейших педагогов училища, и сказала: «Молодой человек, вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе более вероятно».
1 сентября 1955 года, когда начались занятия и ему дали место в общежитии, во многих отношениях подготовила его к грядущему восхождению. Он уже понял, что целеустремленность приводит к победе, знал, как постоять за себя, и чувствовал врага безошибочно.

Все училище сбежалось смотреть на уфимского самородка - самородку было 17 лет, и он не умел ставить ноги в первую позицию. « "В Ленинграде ему наконец-то серьезно поставили ноги в первую позицию - это очень поздно для классического танцовщика. Он отчаянно пытался догнать сверстников, - писал позже Барышников. Каждый день весь день - танец. Проблемы с техникой его бесили. В середине репетиции он мог разреветься и убежать. Но потом, часов в десять вечера, возвращался в класс и в одиночестве работал над движением до тех пор, пока его не осваивал».
Когда он пришел на первую репетицию в театр, то немедленно дал отпор балетной дедовщине. По традиции, самый юный должен был полить из лейки пол в классе. Все стоят, ждут. Нуреев тоже ждет. Наконец ему намекают, что неплохо бы полить пол. В ответ он показывает всем фигу: «Я, во-первых, не молодой. А потом, тут есть такие бездари, которые только поливать и должны». Мужики от такой наглости опешили. Но примолкли. Тем более что ничего другого не оставалось - их учили танцевать, а не драться.
Нуриев танцевал в Кировском всего три года, причем далеко не блестяще - на Западе его техника станет куда
более отточенной. Но даже за этот короткий срок он сумел сделать важную вещь: вернул ценность мужскому танцу. До него, в 1940-50-е годы, мужчина на балетной сцене был всего лишь помощником женщины-балерины.
Нуриев показал себя крайне трудолюбивым учеником – он много занимался и тренировался. «Он впитывал все как губка», - хором вспоминают друзья.
Целый год Рудольф терпел ругательства первого педагога Шелкова, а потом добился перевода к другому учителю. Когда в его класс поступил Нуреев, Александр Иванович Пушкин уже слыл самым уважаемым в стране преподавателем мужского танца.

Сдержанность поведения Пушкина и кажущаяся легкость его занятий каким-то чудесным и незаметным образом рождали в учениках страсть и одержимость. Нуреев ощущал непреодолимую силу его влияния: «Он наполнял душу волнением и тягой к танцу».
Под опекой великого учителя, Александра Пушкина, талант Нуриева расцвел.
Его педагогическая слава была велика. Нуреев был его любимым учеником. Усердие Нуреева покоряло Пушкина, как и его музыкальность.Нуриев никогда не обижался на критику. Пушкин обожал его. Он был великим человеком, он дал Нуриеву все.
Пушкин не только интересовался им профессионально, но также и позволил ему жить с ним и его женой - Ксения Юргенсон, было всего 21 год в прошлом балерина Кировского, была для Нуреева чем-то вроде ангела-хранителя, и у Нуриева возник с ней роман.... Одна из немногих она умела тушить его приступы ярости. "Я, в тот день подрался, наорал на Ксению, а потом плакал, уткнувшись в ее колени. А она гладила меня по волосам и все твердила: «Мой бедный, бедный мальчик».
С годами его характер становился все более скверным.
11мая 1961 года труппа Кировского балета вылетела в Париж, Нуреев больше никогда не увидел Александра Ивановича, хотя его уютную квартирку во дворе Хореографического училища помнил всегда. Это был дом, где его любили.)
После окончания Института, и Кировский, и Большой театры хотели видеть Нуриева в своих труппах. Он выбрал Кировский театр, и стал его солистом, что было чрезвычайно необычно для его возраста и опыта. Балерина Нинель Кургапкина не раз говорила Нуриеву, который был ее партнером, что он танцует слишком по-женски. Нуриев на это искренне возмущался: «Вы что, не понимаете? Я же еще юноша!»

Именно Нуриев сделал роль партнера в балете значимой. До него в советском балете партнер воспринимался как второстепенный участник, призванный поддерживать балерину. Танец Нуриева был удивительно мощным. Он первым среди советских танцоров стал выходить на сцену в одном трико. До него танцовщики носили мешковатые короткие штанишки или надевали под трико трусы. Для Нуриева тело не могло быть стыдным. Он хотел показать не просто драматургию танца, но красоту и силу человеческого тела в движении.
«Рудольф вытягивал свое тело, вставал на высокие-высокие полупальцы и весь тянулся вверх, вверх. Он делал себя высоким, элегантным и красиво сложенным», - комментировал его стиль Барышников.
Он стал одним из самых известных танцоров Советского Союза. Вскоре ему разрешили ездить заграницу с труппой. Он принял участие в Международном Юношеском Фестивале в Вене. Но по дисциплинарным причинам скоро ему было запрещено покидать границы СССР. Нуриев был гомосексуалистом, что в Советском Союзе было преследуемо законом.
Гомосексуальная ориентация необычно скорректировала и танец Нуриева.
" - Я жил на Садовой улице, - рассказывал Трофонов. - Смотрю: два красивейших парня. Один в форме, суворовец, другой в джинсах (тогда еще ни у кого джинсов не было) - Нуриев. И они изумительно целуются. Я остановился. Нуриев обернулся и спросил: "Нравится?" Я ответил: "Потрясающе!" А потом мы встретились уже в Лондоне. Он узнал меня. Мы разговорились. И он подарил мне свою книжку с дарственной надписью: "Жертве режима от жертвы балета". Геннадия Трифонова "
В словах великого артиста содержится горькая правда - в застойном СССР быть гомосексуалистом значило постоянно находиться под угрозой ареста, милицейских издевательств и оскорблений, наконец, нелегкой участи в тюрьме и колонии. В этом плане очень показательна судьба все того же Геннадия Трифонова - выпускника филологического факультета, посаженного на четыре года по сфабрикованному делу.

В 1961 году ситуация Нуриева изменилась. Солист Кировского театра, Константин Сергеев, получил травму, и Нуриев заменил егo (в последнюю минуту!) в европейском туре театра.
Так Нуриева узнали на мировой сцене!
СПУСТЯ десять дней Нуриев впервые вышел на сцену Парижской оперы! Шла «Баядерка», Солор была его любимой партией. Его божественную пластичность отметили сразу. «Кировский балет нашел своего космонавта, его имя Рудольф Нуриев», - писали газеты. Вокруг него толпились поклонники. Он подружился с Клэр Мотт и Аттилио Лабисом - звезды французского балета мгновенно оценили его редкий дар. И особенно с Кларой Сент, обожавшей балет и постоянно крутившейся за кулисами Оперы. Именно ей суждено было сыграть особую роль в его судьбе. Она была помолвлена с сыном министра культуры Франции АндреА Мальро, и связи ее в высших сферах были необъятны. Клару он прежде всего повел смотреть свой любимый балет - «Каменный цветок» в постановке Юрия Григоровича, сам он в нем не был занят. Григоровича в Париж не пустили, а Нуриев очень высоко ценил его балетмейстерский талант.
Вел он себя вольно, гулял по городу, засиживался поздно в ресторанчиках на Сен-Мишель, в одиночестве отправился слушать Иегуди Менухина (он играл Баха в зале Плейель) и не считался с правилами, внутри которых существовали советские танцовщики.

B Париже не смог удержать в секрете от агентов КГБ контактов с "голубыми". "Несмотря на проведенные с ним профилактические беседы, Нуриев не изменил своего поведения...". Из Москвы пришло указание: Нуриева наказать!
В аэропорту за несколько минут до отлета труппы в Лондон, где должна была пройти вторая часть гастролей, Рудольфу вручили билет в Москву со словами: "Ты должен танцевать на правительственном приеме в Кремле. Мы только что получили телеграмму из Москвы. Через полчаса твой самолет»(хотя все его вещи были упакованы и находились в багаже, отправлявшемся в Лондон) .
Все, что произошло в аэропорту Ле-Бурже в тот далекий день, 17 июня 1961 года, в Париже, лучше всего описал сам Нуриев: «Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Танцевать в Кремле, как же... Красивая сказочка. Я знал: навсегда лишусь заграничных поездок и звания солиста. Меня предадут забвению. Мне просто хотелось покончить с собой. Я принял решение потому, что у меня не было другого выбора. И какие отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом ».
Газеты наперебой на первых страницах давали громкие заголовки: «Звезда балета и драма в аэропорту Ле-Бурже», «Девушка видит, как русские преследуют ее друга». Этой девушкой была Клара Сент. Ей он позвонил из полицейского участка, но она просила его к ней не приходить, так как около ее дома шныряли советские агенты, их легко было узнать - все они были одеты в одинаковые дождевые плащи и мягкие велюровые шляпы.
Через двадцать минут Клара была в аэропорту с двумя полицейскими. ОНА пришла провожать Нуриева в аэропорт, подошла попрощаться, обняла и прошептала на ухо: "Ты должен подойти к тем двум полицейским и сказать - я хочу остаться во Франции. Они тебя ждут". В 1961 году, чтобы остаться на Западе, не надо было доказывать, что ты подвергаешься гонениям в СССР, - надо было просто кинуться в объятия слуг закона. Тут уж Нуриев постарался. Не просто кинулся, а прыгнул. Грациозно. Тем более что полицейские были симпатичные. Заподозрив неладное, сотрудники госбезопасности начали оттеснять Нуриева, но он вырвался и совершил один из своих знаменитых прыжков, приземлившись прямо в руки полицейских со словами: "Я хочу быть свободным"! Под стражей его отвели в специальную комнату, откуда было два выхода: к трапу советского самолета и во французскую полицию. Наедине он должен был принять решение. Потом он подписал бумагу, где просил предоставить ему политическое убежище во Франции.

Когда Рудик остался за рубежом, у Александра Ивановича случился инфаркт.
А. И. Пушкин трагически скончался 20 марта 1970 года в Ленинграде. У Александра Ивановича на улице случился сердечный приступ. И когда упав, он просил прохожих о помощи, слышал упреки в том, что он пьян. Ведь на вопрос: - Как его зовут? - Отвечал: - Александр Пушкин…

На протяжении многих лет Нуриева преследовали анонимными звонками с угрозами, причем особенно часто это случалось непосредственно перед выходом на сцену, его мать заставляли звонить сыну и уговаривать вернуться на родину.Его драматическое «отречение», выдающая техника танца, экзотический внешний вид, и изумительная харизма на сцене сделали его всемирно известной звездой балета. Но все это было потом, а тогда...
Надо было начинать новую жизнь. Когда он решил остаться, в его кармане было всего 36 франкoв.
Вначале Рудольфа поместили в доме напротив Люксембургского сада, в одной русской семье. Друзья навещали его.
На деле «мир свободы» оказался удивительно сложен. Повсюду его сопровождали два детектива.
В течение недели, он был принят в Гранд Балет Маркиза де Кюве (Grand Ballet du Marquis de Cuevas). Режим дня был расписан строго по минутам, опасались акций со стороны советских спецслужб: класс, репетиции, ленч в соседнем ресторанчике и дом.

У него был странный режим в еде: любил бифштекс и сладкий чай с лимоном и ел скорее как атлет, чем гурман.
Cитуация, в которой он оказался, только способствовала депрессии - не было занятий, к которым он привык, не было привычной дисциплины, создавшей жизнь тела, без которой нельзя было стать идеальным мастером танца, к чему он стремился. Здесь царили посредственность и дурной вкус, хороших танцовщиков было мало.
Выяснилось, что он очень мало знал о западной жизни и западном балете. Ему казалось, что этот мир великолепен, теперь он столкнулся с реальностью: слабые школы, ремесленное исполнение. Молодой человек становился скептиком.
Не было привычной атмосферы, традиций, к которым привык. Порой его охватывало отчаяние: не сделал ли он ошибки? Советское посольство переслало ему телеграмму от матери и два письма: одно от отца, другое от его педагога Александра Ивановича Пушкина. Пушкин писал ему, что Париж - декадентский город, что если он останется в Европе, то потеряет моральную чистоту и, главное, техническую виртуозность танца, что надо немедленно возвращаться домой, где никто не может понять его поступка. Письмо отца было коротко: сын предал Родину, и этому нет оправдания. Материнская телеграмма была еще короче: «Возвращайся домой».

Через два месяца после побега Нуриев танцевал в труппе маркиза де Кюваса, а через полгода съездил в Нью-Йорк к хореографу Джоржу Баланчину. B феврале 1962-го подписал контракт с Лондонским королевским балетом, что само по себе было фактом беспрецедентным: в королевский балет не брали людей без британского подданства, но для Нуриева сделали исключение - где он блистал более 15 лет. В Англии Нуреев дебютировал 2 ноября 1961 года в благотворительном концерте, а в феврале 1962-го выступил в лондонском Королевском балете «Ковент-Гар» в спектакле «Жизель».

Его партнершей была Марго Фонтейн.
Вера Волкова, его учитель в Копенгагеге, долго убеждала Марго Фонтейн взять его в свой гала-концерт. Исчерпав все аргументы, она воскликнула: "Ты бы видела, какие у него ноздри!" Эти ноздри в конце концов и решили судьбу Нуреева: он стал премьером Лондонского королевского театра. 23-летний, он стал постоянным партнером примадонны, этого театра, Дамы (эквивалент рыцарского звания для женщин).
Они танцевали вместе пятнадцать лет. Их считали не просто идеальной балетной парой, а самым знаменитым дуэтом в истории балета. В момент их встречи ей было 43 года, ему - 24. Их сотрудничество началось с балета "Жизель". А в 1963 году балетмейстер Аштон поставил для них балет "Маргарет и Арман". Сам Нуриев возродил постановку балета Петипа "Баядерка". К моменту встречи с Рудольфом её исполнительская карьера клонилась к закату. С новым партнером она обрела второе дыхание. Это был вдохновенный союз самой сдержанной балерины мира и самого вспыльчивого танцора. Вдвоем они - "татарский князь и английская Дама", как их называла пресса,- покорили пресыщенный и снобский Нью-Йорк на гала-концерте 18 января 1965 года.

Нуриеву и Фонтейн принадлежит занесенный в Книгу Гиннесса рекорд по количеству вызовов на поклон - после спектакля «Лебединое озеро» в Венской государственной опере в 1964 году занавес поднимался больше восьмидесяти раз!!!
«Когда придет мое время, ты столкнёшь меня со сцены?» -спросила она однажды. «Никогда!» – ответил он. В 1971 году великая балерина (ее настоящее имя – Пегги Хукхэм) покинула сцену.
Многие журналисты писали, что их связывала платоническая любовь. Согласно одному из западных изданий, Фонтейн родила дочь от Нуриева, но девочка вскоре умерла. Так ли это, неизвестно. Однако очевидцы вспоминают страстные взгляды, которые Марго посылала Рудольфу.

В своей книге "Рудольф Нуреев на сцене и в жизни" Диана Солуэй пишет: "Рудольф долгое время не признавал себя гомосексуалом. Со временем он стал обращаться за сексуальным удовлетворением только к мужчинам. "С женщинами надо так тяжко трудиться, и это меня не очень удовлетворяет, - говорил он спустя годы Виолетт Верди. - А с мужчинами все очень быстро. Большое удовольствие". Он никогда не скрывал своей ориентации и заявлял о ней сравнительно открыто, но при этом очень умело уходя он открытых вопросов прессы. "Знать, что такое заниматься любовью, будучи мужчиной и женщиной, - это особое знание",
У Нуриева были романы с легендарным солистом группы "Qween" Фредди Меркьюри, с Элтоном Джоном; и по слухам даже с незабываемым Жаном Маре. Но самой большой его любовью был танцор Эрик Брун.
Несмотря на шестимесячный контракт с Куэвасом, Нуреев в конце лета уехал из Парижа и поселился в Копенгагене, главным образом для того, чтобы познакомиться с эмигрировавшей из России преподавательницей Верой Волковой. В Копенгагене также жил великий датский танцовщик классического направления Эрик Брун; считавшегося самым изысканным Принцем, когда-либо танцевавшим в «Жизели». Сначала Нуриев влюбился в его танец, а потом в него самого.

Эрик Брун был выдающимся танцовщиком, покорившим русского зрителя во время гастролей Американского балетного театра в 1960 году. Нуриев был увлечен им, его манерой, элегантностью, классичностью его искусства, человеческими качествами. Брун был на 10 лет старше его, высок и красив, как бог.
«Брун - единственный танцовщик, которому удалось меня поразить. Кто-то назвал его слишком холодным. Он и в самом деле настолько холодный, что обжигает». И спустя годы Нуриев обжегся об этот лед.
Многие отмечали, что они были полными противоположностями друг другу. Нуриев - страстный, неистовый татарин, почти дикарь, а Брун - спокойный, рассудительный скандинав. Брун был сама утонченность. Сдержанный, уравновешенный. Высокий блондин с голубыми глазами. В общем, Нуриев пропал. Ох, зачем вы, извиняюсь, девочки, красивых любите...

Они постоянно ругались. Как говорится: «Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень». Рудольф, когда ему казалось, что в их отношениях что-то не так, орал, топал ногами и разбрасывал вещи по квартире, а испуганный Эрик убегал из дому. Нуриев бросался за ним вслед и умолял вернуться. «Наша встреча была подобна столкновению и взрыву двух комет», - возвышенно комментировал эти кухонные разборки Эрик.
Однажды у Руди спросили, не боится ли он разоблачения? В ответ он рассмеялся и пообещал прокричать на весь мир, что любит Эрика. "- А чего мне бояться? Они узнают, что я гей, и перестанут ходить на мои спектакли? Нет. Нижинский, Лифарь, да сам Дягилев. И Чайковский… Что женщины станут меньше меня хотеть? Было бы неплохо... Но, боюсь, их не остановит даже утверждение, что я гермафродит, скорее только подстегнет любопытство."
Еще Нуриев постоянно изменял своему любимому. Эрику такая распущенность была не по нраву. Он ревновал, страдал и периодически собирал манатки. Нуриев умолял остаться, клялся,что любит только его, божился, что больше это не повторится...
Бла-бла-бла... Короче, он говорил несчастному Эрику все то, что обычно в таких случаях говорят гулящие мужчины своим несчастным женам.

Помимо ревности его мучило и то, что его, талантливого танцора, во многом даже более талантливого, чем Нуриев, полностью затмевала безумная популярность любовника. Это, конечно, было несправедливо. Но миф о Нуриеве на Западе был раскручен с такой силой, что никакой другой танцор просто не мог с ним тягаться. Любое появление Нуриева на сцене публика встречала овацией. «Ему достаточно было пошевелить пальцем ноги, чтобы заставить сердца биться, как тамтамы», - писал один из критиков.
Этот истерический интерес убеждал Бруна в том, что сам он навсегда останется незамеченным. Расстроенный постоянными разговорами о триумфах Нуриева,пьяный Брун однажды сорвался и обвинил Рудольфа в том, что тот приехал из СССР только ради того, чтобы уничтожить его, Бруна. Услышав это, Нуриев зарыдал: «Как ты можешь быть таким жестоким?!»
Короче, долго это продолжаться не могло. Устав от татарского ига, Эрик бежал на край света - в Австралию. Нуриев звонил любимому каждый день и удивлялся, почему это Эрик грубит ему по телефону. «Может быть, стоит звонить один или два раза в неделю? - советовали знакомые Рудольфа. - Возможно, Эрик хочет побыть один». Но Рудольф так не считал. Он решил лететь в Сидней, но во время полета чуть не случилась беда. Нуриев прекрасно знал, что КГБ ищет его по всему миру, чтобы выкрасть и вернуть в СССР. Во время остановки в Каире это едва не случилось. Пилот вдруг попросил всех пассажиров покинуть самолет, объясняя это техническими неполадками. Все вышли, и только гений мирового балета остался сидеть, судорожно сжимая ручки кресла. Он здорово испугался. «Помогите, - сказал Нуриев подошедшей стюардессе. - За мной охотится КГБ». Стюардесса посмотрела на него как на ненормального, но, выглянув в окно, увидела двух мужчин, быстро направляющихся к самолету. «Идите в туалет, - шепнула она Нуриеву. - Я им скажу, что он не работает». Сотрудники КГБ полностью обыскали самолет и даже стучали в дверь запертого туалета. «Я уставился в зеркало и видел, как седею», - вспоминал впоследствии Нуриев.
А отношения с Эриком так и не наладились. Зря летел. «Я не могу быть с ним рядом, мы губим друг друга», - жаловался Брун друзьям. А Нуриев тем же друзьям говорил, что навсегда связал бы свою жизнь с Эриком, если бы тот ему это позволил. На что Эрик снова отвечал: «Рудольф объявлял меня образцом свободы и независимости - я всегда делал то, что хотел. Ну а то, что происходило между нами в первые годы - взрывы, коллизии, - это не могло продолжаться долго. Если Рудольф хотел, чтобы все было иначе, что ж, мне очень жаль».
Так неоригинально - «мне очень жаль»- и закончился этот бурный любовный роман.

Нуриев давал не менее 300 спектаклей в год во всех уголках мира и ни разу не уходил со сцены больше, чем на две недели. Говорили, что он не танцевал только в Антарктиде.
Путешествуя по свету, Нуриев испытывал влияние самых разных балетных школ - датской, американской, английской, - оставаясь при этом верным русской классической школе. В этом и была суть "стиля Нуриева". За время своей карьеры он перетанцевал, пожалуй, все главные мужские партии. Он умело поддерживал интерес зрителей к себе. Он кокетничал и дразнил. Как говорили критики: «Одной из основных линий создания им собственного сценического имиджа было стремление максимально раздеться во время спектакля». Нуриев часто выходил на сцену с голой грудью, а в его собственной версии «Спящей красавицы» сначала появлялся укутанным в длинную, до пола, накидку. Затем поворачивался спиной к залу и медленно опускал ее, пока она, наконец, не застывала чуть ниже прекрасно очерченных ягодиц. Это искусство преподнести себя Нуриев тщательно хранил до самого конца своей карьеры. «Я танцую для собственного удовольствия, - не раз говорил он. - Если вы пытаетесь доставить удовольствие каждому, это не оригинально».
Он постоянно был окружен роем поклонников - пожилых дам и красивых юношей. Он шокировал тем, что прилюдно целовался взасос. Видя смущение окружающих, он приходил в восторг. И говорил, что это старинный русский обычай(!!!).
Он никогда не страдал от ностальгии. Своему парижскому другу, посетовавшему, что он тоскует на чужбине без родных и друзей, он отрезал: "Не приписывай мне свои мысли. Я совершенно счастлив здесь, я не скучаю ни за кем и ни за чем. Жизнь дала мне все, что я хотел, все шансы". Так он жил не год или два, а десятилетия.
Он не задумывался о том, что очень скоро ему придется заплатить самую высокую цену за свою ненасытность.
А пока, он много работал, много выпивал.

Артисты балетной школы практиковали воздержание перед спектаклем, а Нуриев утверждал, что не может танцевать, если не побывал в чьих- то обьятиях. Распорядок такой: сначала - секс, потом - обед.
«В другую ночь; -рассказавал Ролан Пети. - Рудольф повел меня на задворки центрального вокзала, в район, где царили травести. Мы шли мимо балансирующих на высоченных каблуках напудренных мужчин с неестественно пухлыми губами, длинными косами, в сетчатых чулках. Кто-то кокетливо кутался в нейлоновую шубку, кто-то дерзко распахивал подол, демонстрируя обнаженное тело. Театр абсурда! Ночной кошмар наяву, сон или бред… точно не скажу! В какой-то момент мне стало по-настоящему страшно. Рудольфа же явно забавляла моя растерянность, сам он от души смеялся и чувствовал себя, надо сказать, великолепно. Опасность его заводила. Вне сцены ему была необходима такая же доза адреналина…Я не понимал, как этот «бог», при свете дня гениально танцующий на сцене, с наступлением темноты превращается в демонического персонажа.»
Убежав от табу и запретов социалистической родины, Нуреев жаждал вкусить от того сексуального рая, который нашел на Западе. Здесь не было комплексов или угрызений совести: увидев что-то понравившееся, Нуреев должен был это заполучить. Его желания стояли на первом месте, и он удовлетворял их при любых обстоятельствах, днем и ночью, на улицах, в барах, гей-саунах. Как-то, выйдя из служебного входа Парижской оперы и увидев толпу поклонниц, Рудольф воскликнул: "А где же мальчики?"

Избыточность богатство сильно губила и развращала. Считал, что может все купить, но за многое, просто, не считал нужным платить. Свои финансовые отчеты он скрывал буквально от всех. Его патологическая скупость стала притчей во языцах.
Благородный любовник на сцене, в жизни он мог быть достаточно груб и резок. С Игорем Моиссеевым они даже не добрались до ресторана, где собирались вместе поужинать. "В машине я заметил, - вспоминал Моисеев, - что у Нуреева резко изменилось настроение. В конце какой-то фразы он нецензурно выругался. Объяснить причину его недовольства я не мог, хотя мне и говорили о его несносном характере. Через некоторое время он выразился еще резче. Тут я не удержался: "Неужели это все, что у вас осталось от русского языка?" Моя фраза привела Нуреева в бешенство". Так и не успев подружиться и по-человечески поговорить, они расстались.
Татьяна Кизилова - русская эмигрантка первой волны в Париже:" Мы собирали деньги для русских нуждающихся в Париже, и я лично обращалась к Нуриеву, руководившему тогда Гранд-опера. А он прогнал меня со словами: "Всем нищим не подашь". Безумно скупой был человек. Вскоре Нуриев пришел в нашу церковь и хотел пожертвовать, но ему отказали в этом. А буквально через год он умер. Видимо, приходил уже совершенно больным человеком, хотел покаяться и помочь... А получил отказ."
За выступления мастер запрашивал баснословные гонорары и при этом никогда не носил карманных денег: везде, и в ресторанах и в магазинах за него платили друзья. При этом Нуриев мог спускать десятки тысяч долларов на покупку сомнительных предметов искусства и антиквариат. Друзья разводили руками, полагая, что это компенсация за голодное уфимское детство.
Его парижская квартира была буквально забита такими вещами, особенно нравились танцору живопись и скульптура с обнаженными мужскими телами. Отдельной страстью были дома и квартиры: ему принадлежали особняки по всему миру - вилла вблизи Монако, викторианский дом в Лондоне, квартира в Париже, квартира в Нью-Йорке, ферма в штате Вирджиния, вилла на острове Сен-Барт в Карибском бассейне, собственность на острове Ли Галли рядом с Неаполем... , у Нуриева был даже свой собственный остров в Средиземном море. Самая сногсшибательная покупка в виде двух островов в Средиземном море обошлась ему в 40 миллионов долларов. Состояние Нуриева оценивалось в 80 млн. дол.

Больше 20 лет гений танца брал от жизни, что хотел: удовольствие, деньги, славу и преклонение.
В 1983 году Нуриев принял предложение парижской «Гранд-опера», став одновременно солистом, хореографом и директором. И снова здесь он оказался в привычной и любимой своей роли - один против всех. Труппа, и до его прихода разрываемая интригами и скандалами, теперь сплотилась против нового хореографа. Нуриев требовал беспрекословного подчинения, а артистам были не по душе некоторые привычки в поведении шефа и его манера общаться. Война, ведшаяся все шесть лет пребывания его на этой должности, закончилась в пользу «сильного» Нуриева, сумевшего создать из труппы единый ансамбль.
Казалось, что его силы и энергия безграничны, как его богатство и слава. Кредит копился долго. Судьба, слишком, много отдавала ему не требуя ничего взамен. Но пришло время, и Рудольфу пришлось заплатить по счетам страшную цену.
Болезнь была обнаружена у великого танцора в конце 1984 года. Нуриев сам пришел на прием к молодому парижскому врачу Мишелю Канези, с которым он познакомился за год до этого на Лондонском фестивале балета. Нуриева обследовали в одной из престижных клиник и поставили убийственный диагноз - СПИД (он уже развивался в организме больного в течение последних 4 лет).

Свой диагноз принял спокойнo. Он был уверен, что его деньги и професионализм врачей не дадут ему умереть. Он привык все покупать. Неужели и сейчас он не откупиться?
Ho c каждым годом жизнь забирает у Нуриева все больше сил и приносит все больще испытани. В 1986 году тяжело заболел Брун, Нуриев, бросив все дела, приехал к нему. «Мой друг Эрик Брун помог мне больше, чем я могу выразить, - сказал Нуриев в одном интервью. - Он мне нужен больше всех». Они проговорили допоздна, но, когда Рудольф вернулся к нему следующим утром, Эрик уже не мог разговаривать, а только следил глазами за Рудольфом. Брун умер в марте 1986 г. Офицальный диагноз - Pак, но злые языки утверждали, что Брун был болен - Спидом. Рудольф тяжело переживал смерть Эрика и так никогда и не смог оправиться от этого удара. Не дарите любимым слишком прекрасного, потому что рука подавшая и рука принявшая неминуемо расстанутся…
Вместе с Эриком из его жизни ушли юная бесшабашность и горячая беспечность. Фотография Эрика всегда стояла у него на столе. Даже после смерти знаменитого датского танцовщика Нуриев никогда его не забывал - слишком много он значил в его жизни.
Он остался один на один с самим собой, наступающей старостью и смертельной болезнью. И хотя Нуреев как-то запальчиво бросил: "Что мне этот СПИД? Я татарин, я его трахну, а не он меня", - Рудольф понимал, что времени ему отпущено в обрез.

Следующий год приносит еще более страшное известие- в Уфе умирает мать Рудольфа. Еще в 1976 году был создан комитет, состоящий из известных деятелей культуры, который собрал более десяти тысяч подписей под просьбой дать матери Рудольфа Нуриева разрешение на выезд из СССР. Сорок два сенатора Соединенных Штатов Америки обращались лично к руководителям страны, за Нуриева ходатайствовала ООН, но все оказалось бесполезным. Лишь после прихода к власти Михаила Горбачева Нуриев смог совершить две поездки на родину. Только в 1987 году ему разрешили ненадолго приехать в Уфу для того, чтобы проститься с умирающей матерью, которая к тому времени уже мало кого узнавала. В Шереметьеве журналисты спросили его, что он думает о Горбачеве. "Он лучше, чем другие",- сказал Нуреев. Для Нуреева это было отчаянно смелым вторжением в политику: ни при Хрущеве, ни при Горбачеве ему до политики не было ровным счетом никакого дела.
Наконец, после длительных усилий Рудольф получил возможность побывать на родине. Перед самой смертью матери, в ноябре 1987 года, правительство Горбачева разрешило артисту краткий визит в Уфу, чтобы проститься с ней. Но когда он, наконец, вновь увидел мать после двадцатисемилетней разлуки, старая умирающая женщина не узнала в этом человеке, только что преодолевшем пять тысяч миль, своего сына

B 1990 году он посетил Россию, чтобы попрощаться с Мариинским театром, где когда-то начал свою карьеру. А в 1991 году, совсем обессиленный, Нуриев даже решил сменить профессию - решил пробовать себя как дирижер и успешно выступил в этом качестве во многих странах.
1992 года его болезнь перешла в последнюю стадию. «Я ведь понимаю, что старею, от этого никуда не уйдешь. Я все время об этом думаю, я слышу, как часы отстукивают мое время на сцене, и я часто говорю себе: тебе осталось совсем немного…»
Нуриев заторопился - он очень хотел завершить постановку спектакля «Боядерка». И судьба дала ему этот шанс.
8 октября 1992 года, после премьеры «Боядерка» , Нуриев полулежа в кресле, получил на сцене высшую награду Франции в области культуры, звание кавалера ордена почетного легиона. Зал аплодировал стоя. Нуриев подняться со своего кресла не мог...

На какое-то время Нуриеву стало легче,но вскоре он ляжет в больницу и уже больше не выйдет оттуда.
В Париже он провел последние сто дней своей жизни. Этот город открыл Нуриеву дорогу в мир славы и богатства, он же и закрыл за ним двери.
«Теперь мне конец?» - постоянно спрашивал он своего врача. Он уже ничего не мог есть. Питание ему вводили через вену. По словам врача, который постоянно находился рядом с Нуриевым, великий танцор умер тихо и без страданий. Это произошло 6 января 1993 года, ему было пятьдесят четыре года. С ним в палате были сиделка и сестра Роза, которой было суждено присутствовать при рождении и смерти своего брата...
В его опере стоял гроб с венком из белых лилий, таких же, как и принц Альберт положил на могилу Жизели. Под звуки Чайковского шесть его любимых танцоров под аплодисменты почти 700 человек по мраморным ступеням Храма Балета вынесли его гроб на русское кладбище Сент Женевьев де Буа в Париже

Прощальная церемония был обставлена с шиком: во время гражданской панихиды в здании Гранд-опера играли Баха, Чайковского, артисты читали на пяти языках Пушкина, Байрона, Гете, Рембо, Микеланджело - такова была его предсмертная воля. Панихиду устроили и по мусульманскому, и по православному обряду. Нуриев лежал в гробу в строгом черном костюме и в чалме, тот; который жадно забирал у жизни все, что ему она предлагала: славу, страсть, деньги, силу; не подозревая о том, что все это дается в кредит. Наверное, перед смертью, он уже точно знал, что такое платить по счетам.
А в довершение всего похоронили Нуриева рядом с Сергеем Лифарем, которого Рудольф всю жизнь терпеть не мог. Могилу накрыли персидским ковром. Так, среди православных крестов русских дворянских гробниц, под звон колоколов нашел свое последнее пристанище непревзойденный маг танца.
Сочельник спустился на землю уже без негo ...

(ныне — Академия русского балета имени А.Я. Вагановой), где попал в класс балетного педагога Александра Пушкина, ставшего одним из любимых преподавателей танцовщика.

В 1958 году стал солистом Театра оперы и балета имени С. М. Кирова (с 1992 года - Мариинский театр). Дебютировал в паре со знаменитой балериной Натальей Дудинской в балете Александра Крейна "Лауренсия".

В 1959 году принял участие в VII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Вене, где завоевал первую премию.

С 1958 по 1961 год в Кировском Театре исполнил пятнадцать ролей (в том числе ведущие партии в "Жизели", "Дон Кихоте", "Баядерке", "Спящей Красавице" и "Лебедином Озере").

В июне 1961 года во время гастролей труппы в Париже Рудольф Нуриев отказался возвращаться в СССР и попросил политического убежища. После чего сразу же был принят в гастрольную труппу Балета Маркиса де Куэваса (Grand Ballet du Marquis de Cuevas), где исполнял партию в балете "Спящая красавица".

В 1962 году Нуриев познакомился со знаменитым датским танцовщиком Эриком Бруном, оказавшим большое влияние на становление хореографии и стиля танцовщика.

В этом же году Нуриев дебютировал на сцене Королевского театра "Ковент-Гарден" в Лондоне в балете "Жизель" в паре с прима балериной Марго Фонтейн. На протяжении почти 10 лет вплоть до ухода Фонтейн со сцены Рудольф продолжал оставаться ее постоянным партнером.

В марте 1963 года известный балетмейстер Фредерик Аштон специально для Нуриева и Фонтейн поставил балет "Маргарита и Арман" на музыку Ференца Листа.

В 1960-1970-е годы Нуриев активно выступал с ведущими балетными труппами мира: Гранд Опера, Ла Скала, Американским балетным театром, Национальным балетом Канады, Венской оперой, с труппами Марты Грэм и Пола Тейлора. Исполнил почти весь идущий на сценах классический репертуар, также принимал участие в спектаклях трупп современного балета.

В 1964 году Нуриев впервые попробовал себя в качестве хореографа , всего за несколько месяцев создав собственные редакции классических балетов "Лебединое озеро" Петра Чайковского на сцене Венского оперного театра и "Раймонда" Александра Глазунова для гастрольной труппы Королевского Балета. В дальнейшем в различных труппах ставил балеты "Спящая красавица", "Щелкунчик", "Дон Кихот", "Золушка", "Ромео и Джульетта". В 1966 году в Венском оперном театре поставил первый оригинальный балет "Танкреди" на музыку Хайнса Хейнца.

Рудольф Нуриев , сделав роль танцовщика активной и значимой, сравнял ее с ролью балерины, сгладил антагонизм классического и современного балета.

Помимо выступлений на сцене, Нуриев снялся во многих фильмах-балетах, среди которых наиболее удачными стали "Вечер с Королевским Балетом" (1963),

"Юноша и смерть" и "Ромео и Джульетта" (1966), "Я — танцовщик" (1972).

В 1977 году он попробовал себя в игровом кино, исполнив главную роль в картине "Валентино" (Valentino) режиссера Кена Рассела. В 1982 году сыграл в драме "На виду" (Exposed) режиссера Джеймса Тобака.

В 1983-1989 годах Рудольф Нуриев являлся художественным руководителем балета Парижской Гранд Опера (с 1989 года — Опера Гарнье).

В ноябре 1989 года Нуриев приехал с гастролями в Ленинград, где дважды танцевал в балете "Сильфида" Хермана Левинсхольда на сцене Кировского театра.

В 1990 году исполнил партию Короля Сиама в американском мюзикле Ричарда Роджерса и Оскара Хаммерштейна "Король и я".

В 1991 году в Вене во Дворце Ауершперг Нуриев дебютировал как дирижер. За год он успел выступить в Афинах, Будапеште, Довиле, Равелло, Ченстохове, Нью-Йорке, Солт-Лейк-Сити и Сан-Франциско. В марте 1992 года с симфоническим оркестром приехал в Казань, где дирижировал балетом "Щелкунчик".

Осенью 1992 года на сцене Гранд Опера поставил балет "Баядерка". Последнее представление "Баядерки" с участием Нуриева состоялось 8 октября 1992 года.

Умер знаменитый танцовщик от СПИДа 6 января 1993 года в Париже. Согласно его завещанию, похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа.

Материал подготовлен на основе открытых источников

Имя: Рудольф Нуриев (Rudolf Nuriev)

Возраст: 54 года

Место рождения: Иркутск

Место смерти: Леваллуа-Перре, Франция

Деятельность: артист балета, балетмейстер

Семейное положение: не был женат

Рудольф Нуриев - биография

Блистательный артист балета был заочно осужден на 7 лет колонии строгого режима за измену родине. Нуриеву пришлось на это пойти - чтобы жить и творить так, как он хотел.

Рудольф с детства привык достигать желаемого. Но если его желание танцевать и ставить спектакли было, как принято говорить, легитимным и горячо приветствовалось и в СССР, и на Западе, то другие - бесконечная жажда секса, стремление обладать всем приглянувшимся - вызывали иную реакцию. Его друг, хореограф Ролан Пети говорил:

«Я не понимал, как этот "бог", при свете дня гениально танцующий на сцене, с наступлением темноты превращается в демонического персонажа». Но обе эти стороны составляли личность «Чингисхана балета». И чем чернее становилась тьма, тем ярче сиял свет. На Западе, благодаря его свободным нравам, Нуриев смог полностью реализоваться. Но сам он об эмиграции не помышлял. Ведь до поры и в отечестве все складывалось прекрасно.

Он мечтал стать балетным танцовщиком - и стал им. Хотя были против и суровый полуграмотный отец-политрук, и обстоятельства: окружение, происхождение, физическая слабость. В 11-летнем возрасте, еще в Уфе, Рудик, благодаря природной пластичности и невероятной работоспособности, сумел привлечь внимание бывшей балерины из труппы легендарного Дягилева, Анны Удальцовой. Она начала заниматься с ним, а через полгода направила его к другому педагогу - Елене Вайтович.

Рудольф Нуриев - балет

Освоив азы, в 17 лет - на 10 лет позже, чем полагалось, - Нуриев поступил в Вагановское балетное училище в Ленинграде. За 3 года прошел весь курс и, минуя кордебалет, стал партнером звезд Театра оперы и балета имени Кирова (ныне Мариинского) Наталии Дудинской (ей было 46, Нуриеву -20!), Аллы Шелест, Нинель Кургапкиной. Перетанцевал весь доступный репертуар, получил квартиру (на двоих с балериной Аллой Сизовой) и звание лучшего танцовщика мира 1961 года.

Оборотной стороной были разбитые в ярости термосы и зеркала гримерок, свирепый мат, которым Рудик встречал критику, неистовый секс перед спектаклями и в антрактах (что строжайше запрещалось). А еще анонимная «мужская любовь» под дамокловым мечом 121-й статьи Уголовного кодекса СССР и, по слухам, «жизнь втроем» со своим бывшим учителем танца Александром Пушкиным и его женой Ксенией Юргенсон.

И вот 1961-й год, июнь, гастроли: сначала - Париж, потом должен быть Лондон. Нуриев занят только в «Лебедином озере» и отрывке из «Баядерки» -и часть публики ходит именно на него. А ночами он отрывается по полной и бродит по «голубым» притонам. Естественно, эти демарши отмечают «пастухи» из КГБ. И наступает развязка: 16 июня Нуриеву приказано возвращаться в Москву, «выступать в Кремле». Его партнерша, балерина Алла Осипенко вспоминает, как, уже сидя в самолете, вылетавшем из Парижа в Англию, не увидела Нуриева в салоне - а потом заметила его у края летного поля.

Оттесненный гэбэшником в сторону, Рудик вскинул руки со скрещенными пальцами, показывая ей «небо в клеточку», рыдая, кинулся к трапу, но не успел... Позже Нуриев писал: «Я знал: навсегда лишусь заграничных поездок и звания солиста. Меня предадут забвению...», а тогда он совершил свой знаменитый «прыжок к свободе» (возможно, приукрашенный биографами) - попросил убежища. Артист остался во Франции с 36 франками в кармане, без вещей и одежды.

Первое время его пытались вернуть на родину: звонили родные, просили одуматься - но беглец не собирался расставаться с обретенной свободой. Даже когда от него отрекся отчаявшийся отец...

Рудольф Нуриев - биография личной жизни

Экстравагантный побег, неординарная внешность, харизматичность, бьющий через край эротизм. Конечно, Нуриев мгновенно нашел работу - неделю спустя танцевал «Спящую красавицу» в труппе маркиза де Куэваса. Теперь, вырвавшись из объятий «совка», он мог удовлетворять все свои желания, а значит, и творить.

Силы Нуриев черпал в сексе - матросы, водители грузовиков, торговцы, проститутки, «балетные» и звезды сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Среди них, по слухам, - , Ив Сен-Лоран, Элтон Джон, престарелый Жан Маре... А танцор еще и шокировал публику: то целовался взасос, объясняя, что это старинный русский обычай, то требовал «мальчиков», то жаловался, что «с женщинами надо так тяжко трудиться...».

Но, конечно, только потакая самому низменному в себе, Нуриев не смог бы подарить миру «новый балет» - свободный, раскованный, изысканно и драматично андрогинный, - что признавали все, причастные к этому искусству: и , и Ролан Пети, и Джордж Баланчин, и Морис Бежар. В этом ему помогла любовь. Плотская, страстная - к мужчине. И платоническая, пьянящая - к женщине.

Первая - это Эрик Брун, один из величайших танцовщиков XX века. Холодный настолько, что каждое его движение, каждый взгляд серо-голубых глаз жгли Нуриева огнем. Сначала Рудик влюбился в мастерство Бруна, потом - в него самого. Дикарь-татарин, с горящими глазами, развевающимися волосами и острыми скулами и богоподобный блондин -они не могли жить друг без друга и не могли находиться рядом. Слишком велико было напряжение, слишком требователен, ненасытен был Нуриев. Да, он уважал своего возлюбленного, более того, только его одного в целом мире признавал равным себе.

Но выматывал, ревновал до отвратительных сцен, подавлял так, что Брун спасался бегством и уходил в запой... Роман завершился в 1969-м, когда одна из учениц Эрика родила ему дочь. Но любовь не погибла. Спустя годы, бросив все, Нуриев приехал к Бруну, умирающему от рака легких. Тогда, 30 марта 1986 года, они проговорили всю ночь. 31-го Эрик мог лишь следить за Рудольфом глазами, а 1 апреля его не стало...

Второй, платонической любовью Нуриева была английская балерина Марго Фонтейн. Она вошла в его жизнь в 1961-м. Ей было 42, она была примой Королевского балета и собиралась завершить карьеру. Но Рудик, до краев наполненный жизнью, сумел убедить ее продолжить выступать: «С первой секунды я понял, что встретил друга. Это был самый светлый момент в моей жизни с того дня, как я оказался на Западе». А все светлое Нуриев мог выражать только в танце. В 1962-м - «Жизель». Эротизм Нуриева, элегантность и чистота Фонтейн привели публику в восторг. Их вызывали на поклоны 23 раза.

Марго вынула из букета красную розу и преподнесла ее Рудольфу, тот упал на одно колено, осыпая узкую кисть партнерши поцелуями. Зал охватило безумие... «Между нами возникло странное влечение друг к другу, которое мы так и не сумели объяснить рационально», - говорила Марго. Нет, они не были любовниками, хотя и ходили слухи, - просто «любовь так многообразна в своих проявлениях».

Марго все же покинула сцену и бросила все силы на поддержание жизни подстреленного террористами мужа, а потом сама сражалась со смертельной болезнью, Нуриев регулярно переводил ей деньги инкогнито, хотя и имел славу скупца. А когда 21 февраля 1991 года Марго умерла, с горечью воскликнул: «Я должен был на ней жениться». Но кто знает, что означала эта фраза в устах человека, умирающего от СПИДа?

Нуриев ненамного пережил свою любовь. 6 января 1993 года он умер, сполна расплатившись с тьмой, дарившей ему силы, оставив нам блистательные спектакли, фильмы, роли. Последний свой приют он обрел на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Автор биографии: Жанна Вейкина 7055

Рудольф Нуриев знаменит не только как великий танцор балета. В легенды и фото газетных хроник вошли также его загулы и половые связи с мужчинами. Гениальный артист обладал ужасным характером. Он буквально состоял из противоречий, посеянных в душе еще в раннем детстве, когда мальчик рос без отца, а часто и без еды.

Мать будущего артиста Фарида Нуриева родила мальчика 17 марта 1938 в вагоне поезда. Отец Хамет был военным политруком и часто переезжал с семьей. Так и случилось, что беременной жене с тремя детьми пришлось ехать во Владивосток на 9-м месяце. Когда мальчику исполнилось полтора года, небогатая семья вновь отправилась в путешествие. Новым назначением отца семейства стала Москва.

Хамету выделили дом в столице и дела у Нуриевых начали налаживаться. Но после начала Великой Отечественной войны мужчину призвали в первой волне армейского сбора. А вскоре Фариде с детьми пришлось эвакуироваться через Челябинск в село под Уфой.

Маленький Рудольф хорошо запомнил военные годы. Тьма, страх и голод навсегда оставили след в его душе. Но малыш нашел способ выплескивать свои эмоции. Увидев однажды балет «Журавлиная песнь» детсадовец сразу потребовал у мамы отправить его на танцы. Фарида с радостью согласилась с желанием сына, тем более, что учителя и первая публика признали невероятный талант маленького артиста.

Хамет смог выжить на войне и вернуться к семье. Но он навсегда остался чужим для своего младшего сына. Пропасть усугубилась также нежеланием мужчины признавать выбор потомка посвятить свою жизнь балету.

Первые овации

В 1948 Рудольф Нуриев вопреки воле отца отправился в Дворец Пионеров, чтобы обучаться балету. Его учительница Анна Удальцова была поражена талантом мальчика и посоветовала ему после окончания школы ехать в Ленинград. Но молодой человек завершив обучение решил использовать другую возможность.

В 1955 в столице проходил конкурс, куда отправилась балетная труппа Нуриева. Что знаменательно, была запланирована постановка «Журавлиной песни», но солист заболел.

Молодой танцор за краткий срок выучил партию и покорил зрителей Москвы, желая отправиться в местную хореографическую студию. Но бедному студенту не могли предоставить общежитие. Поэтому он отправился в Ленинград, где и закончил училище.

После первого золота на конкурсе в Москве, Рудольф Нуриев продолжил покорять публику в родном Ленинграде, периодически гастролируя по городам необъятной Родины. Вскоре слава балетного танцора вышла за пределы Советского союза.

Жизнь за границей

Биография Рудольфа Нуриева тесно связана с балетом. Но особой привязанности к советскому союзу татарин не чувствовал. Когда в 1961 году артист с труппой Мариинского театра отправился в Париж, он почувствовал новый для себя запах свободы.

Рудольф никогда не отличался покладистым характером. Несмотря на любовь публики, близкие знакомые считали танцора отвратительным и несдержанным человеком с огромным самомнением.

Также ходили упорные слухи, что звезда балета принадлежит к лицам нетрадиционной ориентации. Но только по приезду в Париж они подтвердились.

Попав в Европу, Рудольф Нуриев начал кутить так, что вводил в шоковое состояние даже признанных повес. Возможно, именно поэтому танцору запретили продолжать турне и ехать в Лондон. Но друзья солиста балета помогли ему избежать экстрадиции и остаться во Франции на постоянной основе.

Рудольф Нуриев на съемках фильма «Валентино»

Мужчины танцора

Личная жизнь легенды балета так и не привела к появлению семьи и детей. Рудольф Нуриев длительное время встречался со знаменитыми мужчинами своего времени: Фредди Меркьюри, Миком Джагером, Элтоном Джоном и другими. Но длительные отношения в жизни танцора были только одни.

Избранником артиста стал Эрик Брун. Нуриев влюбился в коллегу по цеху, лишь единожды увидев его выступление по телевизору.

Он смог добиться встречи с европейской знаменитостью и даже попал к нему в класс. Хоть Эрик был спокойной и холодной противоположностью Рудольфа, плодотворный творческий и романтический союз продлился 25 лет.

Несмотря на многочисленные измены с обеих сторон и регулярные ссоры, мужчины оставались вместе до конца. Смерть Эрика Бруна стала серьезным ударом для Нуриева. После трагической любви известны только 2 других избранника артиста: Роберт Треси и Уоллес Поттс.

Единственной женщиной которая была близка Рудольфу Нуриеву является Марго Фонтейн. Парижская прима была парой артиста на сцене 15 лет.

После того, как она смертельно заболела, эгоцентричный танцор проявил невиданное участие. Он регулярно дежурил у ее постели и оплачивал больничные счета подруги до самой смерти.

Сам Рудольф скончался 6 января 1993 года. Здоровье Нуриева длительное время подтачивало заболевание, малоизвестное на тот период – СПИД. Танцор редко посещал врачей и не желал обследоваться. Вскоре его организм потерял всякую возможность сопротивляться болезням. На момент смерти легенде балета было 54 года.