В воскресенье, 20 октября, легендарная группа« Машина Времени» отметит в Таллине свое 50-летие. «Спектр» публикует интервью бессменного лидера« Машины» Андрея Макаревича, которое он дал RusDelfi . В разговоре музыкант признался, что устал от вопросов про политику и вспомнил о первом приезде в столицу Эстонии.
— Что за программа будет в Таллине? Что услышат зрители?
— Программу мы специально сделали к 50-летию, мы прекрасно понимали, что всем угодить ну никак не получится. Люди разного возраста, значит, и песни разные. Во всяком случае, мы взяли песни очень древние, древние, но не очень, совсем не древние, и новые. И построили из них такую вот композицию. Которая, по-моему, получилась удачная. Поскольку мы весь этот год играем эту программу и ее очень хорошо принимают.
— Совсем древние — это 40 или даже 50-летней давности?
— 50-летней вряд ли. А 40 — сколько угодно.
— Некоторые песни в вашем репертуаре сохранились по нескольку десятков лет. Каково это? Может, в них новый смысл привносится?
— Новый смысл можете вы увидеть, как слушатели. А для меня это загадка. Ты играешь песню, она хорошая, вдруг она перестает тебя вштыривать, тебе что-то как-то не в кайф. И мы не сговариваясь, поскольку мы друг друга хорошо чувствуем, перестаем ее играть. А вот эта, например, живет и живет. И хуже не делается, как молитва какая-то. Бывает, говорим, давай-ка вот эту раскопаем, сто лет не играли, попробовали — не катит. Ну значит, не будем. А вот эта пошла. Только так это происходит, на ощущении. Не знаю почему.
— Есть выражение, которое приписывают Константину Никольскому, мол, новые песни пишут те, у кого старые плохие. Согласны?
— Не буду комментировать Константина Никольского. Он странный человек. Новые песни пишутся у того, у кого пишутся новые песни. А у кого не пишутся, тот вынужден играть старые. Вот и все.
— Вы, как поэт и как музыкант, если сравнивать с собой 20−30 летней давности? Чувствуете прогресс?
— Конечно, чувствую. Мы многое узнали. У нас стало гораздо больше опыта. И музыкального, и поэтического. И вообще возможности музыкальные сильно изменились, так что мы сегодня существуем не в тех условиях, что 50 лет назад.
— Не жалеете? Если бы вам 30-летнему…
— Я терпеть не могу всякого рода сентенции, начинающиеся со слов« если бы да кабы». Не бывает ни если бы, ни кабы. Не надо тратить на это время, а надо жить сегодняшним днем.
— В фильме« О чем говорят мужчины» почти 10 лет назад вы как раз говорили, что есть только настоящее, а будущего нет. Рестораны так и остались те же, машины те же, дом такой же?
— Я там не цитировал собственные мысли, а выступал как актер. Нет, рестораны меняются, машины меняются. Но это не принципиальная вещь. Принципиальная вещь — это когда у тебя не было машины, и вот она появилась. А когда у тебя есть машина, она состарилась, ты купил новую — это непринципиальное изменение.
— И когда в вашей жизни состоялось это принципиальное изменение?
— Когда я купил машину? В 1979 или 1980 году. Это были« Жигули». А что тогда могло быть?
— У Высоцкого был« Мерседес», например.
— Ну, я ж не Высоцкий. У меня не было Марины Влади.
— Борис Гребенщиков на концерте в Таллине, когда публика чинно сидела на своих местах, примерно в середине первого отделения сказал, какие вы все-таки послушные. Зрители отличаются? В Таллине одни, в Москве и Питере другие, в Челябинске третьи…
— Отличаются. В Сибири, в общем, более спокойные. В Москве, в Питере — более эмоциональные. На юге — еще более эмоциональные.
— Выходят и танцуют?
— И так бывает. Каждый по-разному проявляет свои эмоции. Это личное дело зрителей. Каждый слушает так, как ему удобно. Если люди сидят смирно, это не значит, что им не нравится, если им не нравится, то они уходят.
— А вам как удобнее?
— Мне как угодно. Мне удобно, чтобы аппарат был хороший. Свет был хороший. И чтобы наше выступление выглядело так, как должно выглядеть. Дальше это дело зрителей, я не хочу им навязывать свою манеру поведения. Пусть хоть на головах стоят, если им так удобнее слушать.
— Актеры чувствуют отдачу от зала…
— И я чувствую. И когда очень тихо сидят, и в паузе не слышно вздохов, это тоже отдача. И когда поют вместе с нами, это тоже отдача от зала — она в разной форме может быть.
— 70-е годы, фестиваль в Таллине, с которого, как считается, зародилась история дружбы с группой« Аквариум». Что это было?
— Просто мы там познакомились, он нас привез в Питер, мы его привезли в Москву. Было два таких концерта, когда« Аквариум» узнали в Москве, а «Машину» в Питере. Был студенческий фестиваль в Мустамяэ, студенческие группы из разных городов, несколько эстонских коллективов, был Гуннар Грапс(эстонский музыкант, один из пионеров хард-рока в Советском Союзе — Прим. RusDelfi). Я сейчас уже плохо помню. Все было очень мило, в Москве тогда представить такое было немыслимо.
— Почему?
— Потому что не было в Москве такого. Рок-тусовка была в сильном подполье.
— То есть то, что показал Кирилл Серебренников в фильме« Лето», примерно соответствует истине? Когда комсомольские работники ходили по проходам в рок-клубе и следили за порядком…
— У него не было задачи создать историческое пособие. Но атмосфера похожа. Но по настроению фильм очень хороший.
— Русский рок не то чтобы сознательно, но все-таки приложил усилия по развалу СССР. Сейчас в России режим тоже весьма авторитарный, и снова рокеры, если не противостоят ему, то высказывают весьма жесткую позицию, участвуют в митингах и т. д.
— Мне смертельно надоели разговоры про политику. Музыкантам подпольным в Советском Союзе на***ть(все равно — Прим. RusDelfi) на Советский Союз. Развалится он, не развалится. Он находился в другой жизни, мы все жили в капсуле из «Битлов», из «Роллинг Стоунз», из того, как сделать усилители, мы не верили, что что-то изменится. Всё это казалось незыблемым и на века. Поэтому мы научились выживать в этом г***. И не надо из нас делать каких-то революционеров. Когда всё это случилось, это были дни величайшего чуда и радости. Слава богу, что всё это произошло при нашей жизни и мы были достаточно молоды.
— А что касается сегодняшнего дня?
— Меня масса вещей не устраивает. Я открыто говорю об этом. И получаю за это по голове. Но водить за собой демонстрации — это не мое призвание. Я это очень не люблю и заниматься этим не буду.
— Что думаете о песне Бориса Гребенщикова« Вечерний мудозвон»?
— Обычная песня Гребенщикова. У меня четыре года назад была песня« Четыре неразлучных таракана и сверчок». Ровно про этих же работников идеологического фронта. Не менее злая, а может, и позлее. Просто в то время, видимо, достали они меня одного, а сейчас уже всех.
«Машина времени» продолжает отмечать свое пятидесятилетие масштабными гастролями по необъятной стране. География впечатляет: в конце февраля «Машину» можно увидеть в Екатеринбурге, Уфе, Самаре и Москве (где будет остановка на «бис»). В марте - концерты в Мурманске, Оренбурге, Иваново и Архангельске. Прошлый год завершился большими концертами по «ближнему зарубежью», вместе с которыми Андрей Макаревич выступает и с собственными сольными проектами, что не помешало ему встретиться с «Новой газетой» и поговорить о старых и новых песнях, о президенте Украины Зеленском, о брежневских и путинских временах, и о том, как могучая солидарность поклонников группы и взаимопонимание внутри коллектива провели «Машину времени» через пятьдесят турбулентных лет.
— Вы вернулись с гастролей по Украине, Беларуси, Молдове. Как это было?
— Мы проехали Харьков, Киев, Кривой Рог, Запорожье, Одессу, Минск, а в Кишиневе был завершающий концерт. Все было организовано безукоризненно. Слава богу, в далеком прошлом остались времена самодельной аппаратуры и непрофессиональных организаторов. По истечении двух недель я вовсе не устал и не хотел, чтобы это заканчивалось. Я понял, как группы масштаба Rolling Stones ездят в туры по полгода и год. Рабочий ритм выстроен, переезды недлинные, ты входишь в состояние, которого ты в Москве лишен: можно читать, отключить телефон.
— То есть не прошло и 50 лет, и будущее наступило. А публика пришла?
— Нет, залы были пустые. (Смеется. ) Конечно, пришла, и спрашивали лишние билеты у входа, прямо как в забытые 90-е, и были прекрасные отклики. Зрители шлют тебе в мессенджер благодарственные слова, телефонные съемки с концерта, и это забавно: ты смотришь со сцены в зал — все фанатеют, но еще и снимают на телефон , тратят на это энергию.
— Вы сталкивались с негативной реакцией?
— Я не сталкивался ни с одним противником нашей поездки, не видел негативных высказываний. Может быть, если покопаться в российском интернете, можно найти все что угодно, но я этим не занимаюсь. Я отвечаю за свои действия, не сверяясь с комментариями.
— Недавно наткнулся на высказывание президента Украины Владимира Зеленского о том, что он дружит с вами.
— Может быть, это громко сказано, но у нас действительно хорошие отношения, мы общались до того, как он стал президентом. Он совершенно замечательный, симпатичный парень, и я ему искренне желаю удачи. Его выдвижение было гениальным ходом, и этот шанс на изменение жизни в стране надо использовать на 100%. Я понимаю, как ему непросто, и надо быть железным.
Фильм «Слуга народа» у них был чудесный и очень смешной.
Я эти 10 серий посмотрел за одну ночь и ржал, как лошадь.
— Да, она звучала, а перед гастролями мы ее, как только записали, вывесили в интернет. И по количеству просмотров я понял, что песня отзовется сразу.
— Артемий Троицкий сказал, что эта песня одна из самых значительных за последние 10-15 лет.
— Интересно, как вы ее записывали: там сочетаются два типа аранжировки. Сначала ты слушаешь немножко «пост-Боб Дилан», а потом врывается почти Pink Floyd.
— Это грубая референция, но ладно. Когда я написал песню, мне захотелось ее сразу сыграть в туре. Показал ее ребятам, Кутиков тут же придумал гармонию средней части. Я понимал, что там на контрасте нужен мощный инструментальный кусок, а он нашел те, казалось бы, нелогичные два аккорда. Мы так давно вместе, что хорошо понимаем друг друга без лишних слов, поэтому все было сделано на одной репетиции.
— Кстати, о параллельных группах и сольном творчестве. Кит Ричардс ревновал Мика Джаггера, когда у того появились посторонние дела. Если откровенно, не было ли в «Машине» подобных трений?
— Это вопрос, скорее, к ребятам. Но я сам такие отношения всегда пропагандировал, потому что они работают на группу. У тебя расширяется мир музыкальных ощущений, ты привносишь со стороны в команду музыкальные идеи. А потом — у Саши Кутикова тоже есть проект с «Нюансом», а у Жени Маргулиса тоже был свой проект, одно время он вообще играл в «Воскресении» и в «Машине времени» одновременно.
— «Просыпается ветер», по-моему, сильно «выстрелила». Многие считают, что это прямой политический прогноз.
— Я с большой печалью наблюдаю за людьми, заболевшими политическим синдромом. Куда ты ни пукни, это будет про политику. А я не хочу думать о политике — я ее не люблю, и она мне надоела.
Мир гораздо больше и интересней. Как сказал Жванецкий: «Не нравится запах — отойди».
— Через пятьдесят лет вы помните, как создавались ранние песни, например «Марионетки»?
— Конечно. Слушал очень много Дилана. Мы тогда были как губки, впитывали все новое, с трудом попадавшее к нам, полузапретное. Конечно, хотел подражать. Недавно послушал самые древние машиновские песни, которые мы еще в школе писали на английском, и было смешно до слез, как же мы стараемся быть похожими на Beatles в интонациях, в гитарной игре, в вокальных завитушечках. Это трогательно и наивно, но такая была школа. Причем очень было трудно разобрать, о чем же они поют. У меня сохранилась тетрадка, где я русскими фонемами выписывал эти звучания, чтобы их пропеть, совершенно не разбирая смысла. И потом, когда появились тексты и возможность слушать в нормальном звуке, я поразился, насколько все оказалось проще и приземленнее. И это отбило интерес к текстам. К тому моменту, когда я слушал Дилана, то уже понимал, о чем он поет, но музыкальная энергия интересовала гораздо больше. Хотя я с самого начала писал осмысленные вещи, и я не согласен, что русский рок это прежде всего тексты. Это и тексты, и музыка. Я считаю, что у «Машины времени» своя, интересная музыка.
— Таким образом, вы следили за последней западной модой и транслировали ее советским людям.
— Мы совершенно не думали о моде. И тогда мода была на разное. В музыке со времен «Вудстока» было модно быть не похожим на других, знаменитыми становились команды, которые копали свою колею, поэтому у нас каждый месяц были открытия: то Кинкс, то Led Zeppelin, то Сантана, то Стиви Уандер. Какие они все разные…
Гастроли группы «Машина времени» по Украине. Фото: Юрий Стефаняк
— В вашей книге «Живые истории» есть эпизод, когда вам принесли книгу Леонарда Коэна, и выяснилось, что он не только певец, но и писатель. И это как будто о вас самом: пишете книги, занимаетесь живописью. Одно время — телевидением. Каковы у вас отношения с телевидением сейчас?
— Всегда было жутко интересно все, что связано с кино, с театром, с телевидением. Не буду кокетничать, это была и форма заработка, и очень интересная. Телевидение было совсем другим, надеюсь, мы все это еще помним, хотя молодые уже вряд ли.
— Такое впечатление, что ваши дороги с отечественным телевидением радикально разошлись.
— Да, потому что телевидение сильно изменилось, а я — нет. Сейчас в интернете интереснее, потому что нет никаких барьеров между мной и тем, для кого я это делаю. Нет редактуры, продюсерства, каких-то «условий сверху», и я себя чувствую совершенно свободно.
— ТВ несколько лет назад оказалось одним из инструментов вашей травли, и кажется, что песня «Крысы» была реакцией на это.
— Совсем нет. Я не трачу время и силы, чтобы анализировать тот эпизод, кем он был вызван и зачем. Думать об этом не хочу совсем.
— А если снова вспомнить атаку на вас в советские времена, статью «Рагу из Синей птицы»?
— Тогда, я точно знаю, была совершенно неслучайная, организованная статья. Заслуженные советские композиторы написали кляузу в ЦК. Причины были сугубо экономические, они поняли, что у них уезжает тарелка супа. Оказалось, что авторские отчисления идут не им, а каким-то волосатым, которые даже в консерваториях не учились. Это был плевок в лицо. Они пошли к знакомому товарищу в ЦК и решили шарахнуть по кому-то самому заметному, чтобы остальным было неповадно. Мы и Юра Антонов их тогда превосходили по авторским и его ненавидели так же, но к Антонову было трудно подвести идеологию. В итоге мы несколько месяцев не выступали.
Но вся эта затея разбилась о невероятную солидарность наших фанов, заваливших «Комсомольскую правду» письмами. Чубайс потом подарил мне копию письма на пяти страницах, которое он, будучи младшим научным сотрудником, написал Астафьеву. Он разбирает там наши тексты и доказывает с комсомольским задором, что это не вражеские тексты.
Меня это тронуло необыкновенно. А писем таких были сотни тысяч. Сегодня на это бы наплевали, да мне и трудно представить, чтобы народ сейчас так массово за кого-то вступился.
Фото: Михаил Ковалевский
— Если увеличить масштаб — могли бы вы сравнить две эпохи: время Брежнева и Путина, который у власти уже больше Брежнева?
— Есть общее: тотальное вранье, внутренняя пропаганда, замешанная на вранье. Очень сильно различие той еды, что делается для внутреннего потребления и для наружного. Но пока существует интернет, это все равно не будет похоже. Мы же сидели в четырех стенах глухие и слепые, нам приходилось довольствоваться той информацией, которая к нам попадала. Сегодня ты пока еще можешь, во всяком случае, сравнить какие-то источники.
Не стало будущего. Раньше, в детстве, впереди всегда было что-то яркое, неизвестное. Жизнь! А сейчас я точно знаю, что будет потом - то же самое, что и сегодня. Заниматься буду тем же, в рестораны ходить те же, ну, в другие такие же. На машине ездить примерно такой же. Вместо будущего стало настоящее, просто, есть настоящее, которое сейчас, и настоящее, которое будет потом. И главное, что мне мое настоящее-то нравится. Машины хорошие, рестораны вкусные только, будущего жалко
Удивительно, как долго можно искать себя. Не в каком-то философском смысле, а просто себя – то настоящее, живое, непосредственное существо, которое исчезает в детстве и возвращается с мудростью и зрелостью.
Большинство людей проводят жизнь в плену, потому что живут лишь будущим или прошлым. Они отрицают настоящее, хотя настоящее - это то, с чего все начинается.
Нет прошлого, настоящего и будущего. Есть прошлое настоящего, настоящее настоящего и будущее настоящего.
Бессмысленно чего-то ждать, надеяться на будущее и врать самому же себе, говоря, что все в порядке! Жаль, что я это понял только сейчас.
Если я буду такой, как все, то кто же будет такой, как я?
С каждым годом у нас все больше прошлого и все меньше будущего. Цените свое настоящее!
С каждой минутой у нас все больше прошлого и все меньше будущего. Цените свое настоящее!
Человек всё делает наоборот. Спешит стать взрослым, а потом вздыхает о прошедшем детстве. Тратит здоровье ради денег и тут же тратит деньги на то, чтобы поправить здоровье. Думает о будущем с таким нетерпением, что пренебрегает настоящим, из-за чего не имеет ни настоящего, ни будущего. Живёт так, словно никогда не умрёт, и умирает так, словно никогда не жил.
После публикации в мартовском номере «Каравана историй» интервью, в котором анонсировался выход моей книги, посвящённой юбилею «Машины времени», на меня обрушились знакомые из лагеря «охранителей». Суть упреков заключался в следующем: «Как же можно прославлять национал-предателя , позиционируя при этом себя как убежденного этатиста?».
Насчёт «прославления». Сам «Макар», читая при мне рукопись, проворчал шутливо (ну, всё же надеюсь, что шутливо): «Ненавидишь меня…»
То есть вот какое дело. Я знаю Андрея Вадимовича много лет. Это раз. И второе: никогда не готов был воспринимать мироздание в монохроме: кроме чёрного & белого есть и другие цвета. В том числе розовый + жёлтый. Исполнить рукопись по лекалам жёлтой прессы я мог бы, толк в этом знаю. Но зачем? Однако и сквозь розовые очки взирать на полувековую историю самой знаменитой отечественной рок-команды не готов.
Да и во многих оценках мы с Андреем по-прежнему совпадаем.
И в отношении к журналистскому цеху в целом, и к отдельным представителям оного в частности (допустим, к светочу либеральной мысли Айдеру Муждабаеву , в книге упомянутому).
И в любви к «битлам».
И в «диагнозе» Александра .
И в готовности ненормативную лексику употреблять.
И употреблять алкоголь. Правда, любит вискарь, а я предпочитаю текилу…
Касательно украинских нацистов и геополитики - отдельный разговор: у нас разный образовательный багаж в смысле знаний географии + истории.
Но я всегда помню, что Макаревич перепахал культорологический ландшафт нашей державы основательнее, чем, скажем. Не говоря уже о прочих.
И ещё важный момент: надо отделять продукт от творца (беседовал как-то об этом со Спиваковым в контексте осмысления творчества Вагнера). Публицистические эскапады Макаревича - это одна ипостась. Полувековой путь «Машины Времени» - совсем другая история . Даже при том, что между брендом «МВ» и лидером команды многие закономерно ставят знак равенства.
Но! Но никто не равен ничему. И никому. Не удержусь от цитирования «Баллады о лицах» Градского :
«Ваши рожи и хари не скрыть за вуалями,
Не напялишь на морду изящный сюртук.
Кто из вас эпохальнее, кто гениальнее
Распознаешь не сразу, оценишь не вдруг.
Но на лицах великих морщины другие,
И в других-то местах и в других сторонах.
Они бросили камень, мы видим - круги их
Разошлись по воде - жить на все времена».
Как-то так. Мироздание капризно и многое в оценках зависит от системы координат.
У каждого своя задача. Моя как летописца - собрать мнения персонажей, жизненные траектории которых на протяжении последнего полувека совпадали с маршрутом «Машины» . Что я и сделал в книге. Результат труда понравится не всем, но это в конце концов рукопись, а не купюра в сотню баксов.
Четверо мужчин едут в машине из Москвы в Одессу. Казалось бы, чего там может быть интересного. Да именно то, что "Квартет И" не умолкает ни на минуту и не дает отдышаться после очередного меткого замечания. Им по сорок лет и у них накопилось много забавных и иногда грустных вопросов к жизни. Титр выбрал лишь несколько, а цитировать хочется все подряд:
Поэтому в детстве было так здорово. Ну потому что было понятно, что хорошо, а что плохо. Ну как вот: выучил ты уроки – молодец, бабушку через дорогу перевел – да умничка. Мячиком разбил стекло – плохой.
Логично.
А сейчас? Сделал ты одной женщине хорошо, а другой от этого плохо.
А вообще все делал для третьей, а ей все равно.
С какого-то времени появился этот вопрос «Зачем?» Вот раньше тебе говорили: «Слушай, я с двумя девушками познакомился, у них квартира свободна в Отрадном, посидим, выпьем! Поехали!» Ты сразу ехал. Если бы тебя спросили «А зачем?», ты бы сказал: «Как зачем? Ты чё, дурак? Две девушки, отдельная квартира! Посидим, выпьем, ну?!» А сейчас… тебе говорят «поехали», а ты думаешь: «Две какие-то девушки… левые. Квартира у них в ОТ-РАД-НОМ! Это ж ехать туда, пить с ними… потом то ли оставаться, то ли домой… завтра на работу. Зачем?!»
Раньше мне родители что-то запрещали, сейчас - жена. Когда я уже повзрослею?
Вот пока ты её добиваешься - она прекрасна. Но вот вы живете вместе, она утром уходит на работу и говорит: «ты мой небритыш» - или даже так: «ты мой заспанный Чебурашка», не-не… Чебура-а-фка. И вроде это так мило, но так противно.
И то, что заспанный небритыш и чебурашка - это натяжка.
Не-е, Лёш, это «натя-я-фка».
«А гренка в нашем ресторане называется croûton. Это точно такой же поджаренный кусочек хлеба, но гренка не может стоить 8 долларов, а croûton - может». А дальше ты начинаешь искать хоть какой-то вкус, отличающий этот крутон от гренки. И находишь!
Говорите правду всем, кроме фашистов и постаревших одноклассниц.
Почему можно изменить только жене или мужу? Почему нельзя изменить детям? Прикинь, тебя видели выходящим из Макдональдса с чужим ребенком…
Почему Киев - мать городов русских? Не, ну русских ладно, понятно, но почему Киев - мать? Он же отец…
А я скажу тебе. Это потому, что Москва - порт пяти морей.
А она и не звонит.
Тогда запрещённый прием: «Знаешь, в Москве есть ещё красивые женщины, кроме тебя». И всё равно ничего. И так ещё сто последних смс. И самое последнее: "Неужели нельзя быть нормальной и один раз ответить?!" И всё. Перестал писать, отмучился - и тут от неё через год приходит смс: «Снег идёт. С первым днем зимы!»
Саша! Выходи во двор гулять! Мы на качелях!
кадр: Кинокомпания «Квадрат»
Ну, ты сравнил! Ту «Фанту» и эту!
Мне когда было 14 лет, я думал, что 40 лет - это так далеко, что этого никогда не будет. Или будет, но уже не мне. А вот сейчас мне практически 40, а я понимаю: действительно не будет... потому что до сих пор 14.
О! Бельдяжки. Здесь мы и заночуем.
Я не могу!
Я женат… Мне нельзя в Бельдяжки…
Почему когда она кричит из соседней комнаты: «Бу-бу-бу… Зелёные тапочки» - Я её спрашиваю: «Что?», а она мне говорит: «Зелёные тапочки!»… Ну, почему она повторяет именно эти последние два слова, которые я слышал?! КАК ей это удается?!
Я в какой-то момент нашёл точный ответ на вопрос "Почему?". Знаете, какой? "Потому что!"
Не переживай, тебе же хочется разобраться. Нормально значит все. Потому что кризис - это когда ничего не хочется. И тогда ты начинаешь хотеть чего-то хотеть.
Это ладно. Вот когда тебе не хочется хотеть чего-то хотеть - вот это кризис.
Это не кризис, это ***ЕЕЕЕЦ!
кадр: Кинокомпания «Квадрат»
Это потому что в искусстве нет объективных критериев. Вот в спорте все объективно. Пробежал быстрее всех стометровку - все, ты молодец, победитель, чемпион. И никого не интересует стиль твоего бега, хоть задом наперед. «Как-то он неконцептуально пробежал». Да пошел ты в жопу, ты сам так пробеги! «Э, не, что же он хотел сказать этими своими девятью с половиной секундами?» Что ты хрен так пробежишь! Только и всего.
Саня, но ты одного не знаешь. Как будет по-украински Венгрия?
Как?! Знаю, Вэнгрия.
Нии, Саша, Угоршчина!
А как они там живут?
Где в Украине или в Венгрии?
В Угоршчине!
Не стало будущего. Раньше, в детстве, впереди было что-то яркое, неизвестное. Жизнь… А теперь я точно знаю, что будет потом. То же самое, что и сегодня. Заниматься я буду тем же, в рестораны ходить те же, ну или в другие такие же. На машине ездить примерно такой же. Вместо будущего стало настоящее. Просто есть настоящее, которое сейчас, и настоящее, которое будет потом. И главное, что мне моё настоящее это нравится. Машины хорошие, рестораны вкусные - только будущего жалко…
Ясно! Но вот знайте, что я еду обедать с нищими духом людьми!
Вот такусенькими!!! Карлики! Пигмеи!! Скоты!!! Вот так!
Согласен! Всё, садись.
А Лёша хорошо устроился, да? И пожрёт, и будет выглядеть высокодуховным человеком!
Фильм, спектакль всегда можно остановить в какой-то хороший момент. А жизнь? Вот бы был у неё всегда счастливый конец. Не «умер», потому что «умер» - это плохой конец. Вот например, идешь ты по набережной, прекрасный день… и вдруг, за горизонтом начинают медленно подниматься титры. Ты говоришь: «Это что? Это что, всё? Подожди, подожди секундочку, а кто меня играл? Че, хорошо играл? Ну, я надеюсь, вам всё понравилось, потому что ну закончилось-то все замечательно…». Вот бы так бы.
кадр: Кинокомпания «Квадрат»
14 октября 2015
