Приветствую Вас, дорогие друзья на сайте сайт. На линии Андрей Пучков и в этом посте мы поговорим о деле свыше 140-летней давности – о выстреле Веры Засулич 5 февраля 1878 года в градоначальника Петербурга Фёдора Трепова.
Многим покажется, что дело-то ясное, однако всё же в нем есть кое-какие мифы и даже неточности, которые допускают все, кому не лень.
В чем же особенность поступка Веры Засулич? Дело в том, что если Вы, уважаемый читатель, посмотрите уголовные дела 19 века, то обнаружите одну прелюбопытнейшую вещь: все убийства, в которых главными участниками были женщины, связаны с местью за личные обиды. От какой-то женщины ушел муж к любовнице, от какой-то – любовник к жене. В целом мотив мести виден невооруженным глазом.
Вера Засулич же будучи женщиной совершила покушение на жизнь мужчины не из личной мести, и не из каких-то личных соображений. Студента Боголюбова (наст. имя Архип Емельянов) она до поступка Трепова не знала. Возникает вопрос: из каких же соображений обычная петербургская переплетчица книг вздумала покуситься на жизнь Богом забытого студента?
Чтобы разобраться в этом вопросе, разберемся немного в биографии Веры и в самом поступке градоначальника.
Немного Биографии Веры Засулич
Главная фигурантка по делу Боголюбова родилась в одном из сёл Смоленской губернии. Семья ее была из обедневших поляков. Отец ее вскоре умер, и мать отправила дочь к сестрам. В итоге Вера отучилась в частном Московском пансионе и получила диплом домашней учительницы.
Однако, видимо, Веру эта роль не прельщала и она уехала в Петербург. На самом деле и сегодня Санкт-Петербург является городом, в который переезжают из глубинки очень многие мои друзья и знакомые по вузу. Думаю, Вера поехала в интеллигентскую и культурную столицу России по этим же соображениям: вдохнуть дух подлинной культуры и свободных идей
Поступок градоначальник Ф. Трепова
Во второй половине XIX века в тюрьмах Российской империи к арестантам относились крайне ужасно. Ну, представьте, если только с начала правления Александра Второго в России запретили телесные наказания. А до этого добрую тысячу лет их применяли и считали вполне нормальными.
Арестантов за политические мотивы сажали в одиночные камеры, в которых нежные интеллигентские души быстро чахли и уходили в мир иной. Что уж говорить про то, что даже после соответствующего указа Императора, телесные наказания всё равно применялись: по привычке.
Студент Архип Емельянов был арестован за участие молодежи в демонстрации у Казанского собора. Для непосвященных непонятно, за что тут арестовывать. Да хотя бы за то, что они просто собрались. Ведь любые сборища граждан были запрещены Законами Империи. Вот, собрались вы к примеру после работы втроем попить кефира: фига с маслом! Охранка вас сразу загребет.
Студентов в вузах спокойно сажали в карцер при учебном корпусе, причем обычно сажал коммендант…. В общем, было весело.
И вот Архип оказался в камере предварительного заключения. На одной из прогулок по территории внутри тюрьмы вместе с другими заключенными Архип лицом к лицу, как и другие зэки, повстречался с градоначальником. В этот день (13 июля 1877 года) Трепов приехал как обычно с проверочкой. Все арестанты сняли с себя шапки в знак того, что приехало высокое начальство. А студент Боголюбов не снял. Трепов бросил беглый взгляд на «штудента» и приказал посадить его в карцер за такую оплошность.
Петербургский дом предварительного заключения, в котором произошел инцидент с Боголюбовым
Не надо думать, что тюремное начальство было такими уж нелюдями. Никто не собирался его сажать в карцер за такую мелочь. Но на втором круге (зэки гуляли по кругу), Трепов снова наткнулся на Боголюбова и спросил, почему «щенок» ещё не в карцере? На третьем круге Трепов приказал не только посадить молодого человека в карцер но и высечь.
Для непосвященных опять же скажу, что на Руси были такие умельцы, которые розгами с одного-двух ударов могли душу в буквальном смысле «выбить» из растерзанного тела. Собственно, она сама вылетала. А Боголюбова Трепов приказал высечь 25 раз.
Вот и получается, что ни за что.
Дело Веры Засулич
Факт высечения ни в чем не повинного студента стал известен широкой Петербургской общественности в считанные дни. На нежные души революционеров и интеллигенции этот факт оказал ужасное воздействие. Собственно с 1878 года Народная Воля (террористическое ответвление «Земли и Воли») приговорила царя к смертной казни.
Сам Трепов, кстати, на днях после своего поступка приезжал к знаменитому петербургскому адвокату А.Ф. Кони «откушать чаю». В разговоре, как потом вспоминал адвокат, Трепов ничуть не сожалел о своем поступке, хотя и говорил, что нарушил закон. Градоначальник хотел, чтобы Кони выступил председателем на суде присяжных. Заметьте! Не ее адвокатом! А именно председателем. Трепов намекнул, что надо бы решить дело беспристрастно.
В этот же день Кони поехал к министру юстиции графу К.И. Палену, поговорить, что поступок Трепова реально – преступление. Однако министр наоборот стал защищать Трепова. Пален был настолько уверен, что сможет опозорить Засулич и посадить ее на 20 лет в тюрьму, что передал дело суду присяжных.
Министр юстиции, граф К.И. Пален
Однако вернемся в зимний февральский день 5 февраля 1878 года. По последующим показаниям Веры Засулич, никто не собирался ничего делать. Вера ждала: кто же, кто же накажет изверга градоначальника. И она решила сама это сделать, прождав полгода.
После выстрела Трепов (который выжил) и Вера дали показания о том, как всё было.
Градоначальник утверждал, что это был обычный приемный день, когда глава города принимал граждан с обращениями (!). И это в царской России. Странно, что сегодня при демократии главы городов не принимают граждан с обращениями.
Вошла какая-то девушка, вынула пистолет и произвела выстрел в градоначальника. Не попала и намеревалась сделать второй выстрел. Но начальник стражи ее скрутил. Девушка, по словам Трепова, выбивалась, желая совершить выстрел, но ей не дали.
По показаниям самой Веры она сама бросила оружие после первого же выстрела, не желая случайно выстрелить в ни в чем не повинных людей.
Суд над Верой Засулич
Итак, министр юстиции передал уже ставшее громким дело Веры Засулич суду присяжных. К.П. Победоносцев в это время писал будущему царю Александру Третьему: «Идти на суд присяжных с таким делом, в такую минуту, посреди такого общества, как петербургское, — это нешуточное дело».
Стрелявшая хотела защищаться сама…. Да кто ж ей дал бы. В суде было 18 присяжных в числе которых были: 9 чиновников, 1 дворянин, 1 купец, 1 свободный художник. Старшиной присяжных был избран надворный советник А.И. Лохов 😉
Когда министр юстиции К.И. Пален понял, как всё может быть, он стал намекать Кони – председателю суда — , что дескать надо всё правильно решить…. Кони уверил, что будет беспристрастен.
Известный петербургский адвокат А.Ф. Кони
31 марта 1878 года начался суд. Народу набралось столько, что разве только на люстре не сидели. Обвинителем был К.И. Кессель. Защитником (адвокатом) был знаменитый в городе человек П.А. Александров.
На суде Вера подтвердила свои показания. Она сказала, что на нее произвёл сильное впечатление и сам поступок Трепова и его последствия – студент скоро умер. И никто не собирался судить градоначальник. В итоге она решила самолично свершить правосудие.
После обвинительного слова выступил защитник Александров. Он выстроил свою речь так, что ни в коем разе не оправдывал поступка Засулич. Но он указал, что видел на скамье подсудимых разных женщин, и впервые видит женщину, совершившую преступление не из личных побуждений, а из побуждений морали и нравственности.
Также он сказал, что суд конечно может ее осудить, но надломить эту женщину ещё больше вряд ли получиться. Что Вера может выйти осужденной из зала суда, но она не выйдет опозоренной, так как позора в ее поступке нет.
После прений сторон председательствующий Кони задал присяжным три вопроса: «(1) Виновна ли Вера Засулич в том, что решившись отомстить градоначальнику Трепову и приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января с обдуманным заранее намерением генерала адъютанту Трепову рану в полости таза пулею большого калибра; (2) если Засулич совершила это деяние, то имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова; (3) если Засулич имела целью лишить градоначальника Трепова, то сделала ли она всё, что от нее зависело для достижения этой цели, причем смерть не наступила от обстоятельств, от Засулич не зависевших».
На всем вопросы присяжные ответили: «Нет, не виновна!». Кони ещё не успел полностью зачитать решение присяжных, как в зале разразились крики восторга и одобрения.
В этот же день, Веру выпустили из тюрьмы. Прокуратура когда отошла от шока, стала искать Засулич, чтобы ее всё таки осудить, подать апелляцию. Но революционеры уже переправили ее на конспиративную квартиру, а затем и за границу.
Справедливости ради стоит сказать, что конечно Вера Засулич совершила покушение на высокое должностное лицо империи. И по всем законам ее следовало упечь на 20-лентюю каторгу в Сибирь. Но тот общественный резонанс, которое получило это дело, привело к тому, что ее оправдали.
А как Вы считаете, Вера Засулич виновна или нет?
С уважением, Андрей Пучков
Вера Засулич
вошла в историю как первая в России женщина, совершившая теракт
- покушение на городского голову. Несмотря на то, что женщина стреляла в упор, и доказать ее вину не составляло труда, суд присяжных вынес решение о помиловании преступницы. Аргументом в ее пользу стало то, что она заступилась за обиженного и оскорбленного, и значит, не пошла против совести, а желала наказать виновного…
История жизни Веры Засулич - это история борьбы и общественного служения. Она много выстрадала из-за своей гражданской позиции: проходила соучастницей по резонансному убийству студента Иванова (убийство совершили революционно настроенные члены кружка "Народная расправа"), отбывала срок за распространение нелегальной литературы. Больше 12 месяцев она отбывала наказание в различных тюрьмах - в Петербургу (в Петропавловской крепости и в Литовском замке), в Твери, Новгороде, Костроме, Харькове. Засулич всегда была под наблюдением полиции, но все же не оставляла революционных идей: она даже пыталась организовать восстание крестьян в одном из сел, которое, вместе с тем, было тут же подавлено.
Теракт Засулич совершила в 1878 году, причиной стали оскорбленные чувства и желание отомстить за унижения, нанесенные одному из участников народнического движения - Боголюбову. Студент отбывал временное наказание за участие в демонстрации молодежи, и при появлении градоначальника Федора Трепова в знак почтения не снял головной убор. Трепов, рассвирепев, отдал приказ вывести своенравного юношу на публичную порку.
Информацию об этом инциденте охотно тиражировали газеты и журналы, узнав о случившемся участники "Народной воли" приняли решение убить градоначальника. Существует мнение, якобы они даже бросили жребий, кому идти на убийство, и, волею судьбы, эта роль досталась Вере Засулич. Верная революционным идеям, она, не сомневаясь ни минуты, пошла на отчаянный шаг: добилась личной аудиенции у Трепова, и, зайдя в кабинет, произвела выстрел. Ранение оказалось не смертельным, но все же террористка предстала перед судом.
Судебное разбирательство по делу Засулич стало одним из хрестоматийных. В защиту революционерки выступил адвокат Александров, его речь считается одним из образцов судебного красноречия. Председателем над судом присяжных был известнейший юрист - Анатолий Кони. Напутствуя судей на вынесение приговора, он сделал все возможное, чтобы вердикт был вынесен оправдательный. Так и произошло, и Вера Засулич тут же вышла на свободу.
В тот же вечер после судебного разбирательства ей удалось скрыться, а к тому моменту, как решение суда опротестовала прокуратура, Засулич и вовсе успела выехать за рубеж. Там она прожила долгую и спокойную жизнь, изучала философию, писала труды о социалистическом строе, осуждала любое насилие. За проявленную либеральность в деле Засулич Кони лишился места председателя суда.
Оказалась многодетная семья музыкантов, угнавшая самолет.
По материалам сайта pravo.ru
Профессор Ю. НОСОВ.
Кровавый вторник 11 сентября 2001 года обозначил начало нового периода в истории терроризма - периода террористических (и антитеррористических) войн, в которых друг другу противостоят не только значительные человеческие, материальные, финансовые, информационные ресурсы, но и идеологические. Мишенью террористов становятся уже не отдельные личности, а целые страны. Порой кажется, что времена терроризма второй половины XIX века, который нередко называли "романтическим", "идейным" терроризмом, безвозвратно канули в Лету. Но нет - старое и новое сосуществуют и питают друг друга. Пожалуй, именно в тех первых, "классических" терактах наиболее четко проявилась сущность терроризма как универсального вневременного явления.
Наука и жизнь // Иллюстрации
13 марта 1881 года в Петербурге нигилист Н. Русаков, бросив бомбу под колеса коляски, в которой ехал царь-освободитель, смертельно ранил его. Гравюра на дереве Г. Бродлинга, сделанная по горячим следам, запечатлела убийство Александра II. 1881 год.
Эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена собираются садиться в открытый автомобиль.
Итальянская террористическая организация "Красные бригады" в 1978 году похитила премьер-министра Альдо Моро. Через 55 дней его труп был обнаружен в багажнике автомобиля, оставленного террористами в центре Рима.
Один из множества кадров, запечатлевших беспрецедентный террористический акт только начавшегося XXI века - авиационный таран башен-близнецов в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года.
Пострадавших на Дубровке в Москве 23 октября 2002 года (пришедшие в театр на мюзикл "Норд-Ост" были захвачены террористами) после окончания операции вывозят из театра.
Взрыв, организованный Аль-Каидой в ночном клубе на острове Бали. 2002 год.
Взрывом, устроенным террористами в метро Мадрида в 2004 году, была унесена жизнь 191 человека.
Груженный взрывчаткой автомобиль взлетел на воздух в Багдаде, погубив множество людей. 2005 год.
ЭПИЛОГ ИЛИ ПРОЛОГ?
Почти сто тридцать лет назад, 31 марта 1878 года, в восьмом часу вечера из здания петербургского Дома предварительного заключения (Шпалерная, 26) вышла малоприметная девушка. Запрудившая улицу толпа с ревом восторга подхватила ее на руки. Это была Вера Засулич. Два месяца тому назад она стреляла в столичного градоначальника Трепова и ранила его. И вот сейчас, только что была оправдана судом присяжных.
Приговор так не вязался со всей предшествующей российской практикой и явился столь неожиданным, что власти на миг оказались в шоке. Опомнившись, бросились исправлять ситуацию своим традиционным способом "схватить и не пущать". Опоздали: героиня тотчас затерялась в каменных джунглях большого города, а через несколько дней оказалась за границей. Перерешить что-либо в судебном вердикте было уже не суждено - оправдание стало историческим фактом. Джинн вырвался из бутылки, имя ему - терроризм.
Впоследствии Засулич назвали "первой русской террористкой", хотя громкие покушения происходили и ранее (достаточно вспомнить выстрел Дмитрия Каракозова в Александра II днем 4 апреля 1866 года, когда тот выходил из ворот Летнего сада), были запоминающиеся теракты и после нее. Причем более действенные, более кровавые, на более значительных, чем Трепов, лиц. Почему же столь знаковым стал выстрел Веры Засулич?
"Всю историю русского терроризма можно свести к борьбе горстки интеллектуалов против самодержавия на глазах безмолвствующего народа", - сказал Альбер Камю. Когда утром 4 августа 1878 года Сергей Кравчинский (в будущем - Степняк-Кравчинский, автор "Андрея Кожухова") в самом центре Петербурга, на Михайловской площади, подошел вплотную к прогуливающемуся шефу жандармов Мезенцеву и заколол его кинжалом, а потом неспешно побежал по Итальянской в сторону Александринки, никто из прохожих не попытался его остановить. Правда, нет правил без исключений: Каракозов не попал в царя лишь потому, что крестьянин из толпы толкнул стрелявшего под локоть, - так что знаменитый француз вроде бы и не совсем прав.
В деле Засулич (обычно так и говорят - "дело", ибо все, что последовало за ее выстрелом, более существенно, чем сам этот выстрел) впервые переплелись теракт и то, как на него прореагировало общество: царь и его окружение, высшая знать, профессиональные юристы, широкие слои интеллигенции консервативного, либерального и революционного толка - мужчины и женщины, молодые и старые, интеллектуалы и недоучившиеся гимназисты. Проблема "терроризм - общество" в этом деле проявилась полно и всесторонне, тем оно интересно и исторически поучительно.
Вглядимся в дело Засулич из нашего времени, пережившего атаку на Америку (11 сентября 2001 года) и перманентную палестинскую интифаду в Израиле, дерзкий захват театра в России во время представления мюзикла "Норд-Ост" и, наконец, череду взрывов в Москве, Лондоне, Мадриде...
Терроризм - одна из самых отвратительных язв общественной жизни, страшная, но, увы, безусловная реальность сегодняшнего мира. Теракты следуют один за другим в клокочущем противоречиями Ольстере и в coннo-благополучной Австрии, в постиндустриальных Англии, Франции, Италии и в полуфеодальных Шри-Ланке, Египте, Пакистане, под палящим солнцем Алжира и в заснеженной Швеции. Стреляют из револьверов и автоматов, взрывают пластиковые открытки и начиненные тротилом грузовики, жертв достают ракетой и гранатометом. Террористы выступают одиночками, группами, организациями. Они держат в страхе миллионы обывателей, борьбой с терроризмом и его предотвращением вынуждены заниматься главы государств как одной из важнейших проблем.
Насилие (чаще всего убийство), оставаясь главным атрибутом терроризма, не исчерпывает этого понятия. Порождение и нагнетание страха - вот, прежде всего, его определяющие черты: в переводе с латыни terror и означает страх, ужас. Отсюда - превентивность, внезапность, стремительность, непредсказуемость терактов, их неотвратимость и неумолимость, декларируемые террористами. Это всегда нападение, агрессия, а не защита. И еще: важнейший обязательный признак терроризма - произвол, беззаконие, внесудебность учиняемой расправы. Террорист сам себя назначает и судьей и палачом.
Античеловеческая направленность терроризма столь очевидна, что, кажется, нет политика или общественного деятеля, который не призывал бы к бескомпромиссной борьбе с терроризмом, заодно используя эти призывы как мало затратное средство повышения рейтинга. Но удивительное дело: общественность с недоумением обнаруживает, что усиление этой борьбы лишь увеличивает количество очагов терроризма. Кроме того, вирус терроризма поражает и самих противоборцев в их "справедливой борьбе". Они начинают забывать о демократических свободах, не гнушаются запугиванием, "случайным" уничтожением мирного населения и т.п.
Удивляться, однако, нечему - только простейшие недуги можно лечить прижиганием, остальное требует более тонких подходов и тщательного изучения истории болезни, начинать же надо ab ovo - с яйца.
КАРАЮЩИЙ ВЫСТРЕЛ
Событийная канва покушения Засулич такова. 24 января 1878 года в приемной петербургского градоначальника проходила обычная утренняя процедура - принимали прошения. Просителей выстроили в ряд, вошел генерал. Приняв бумаги у первой просительницы и обменявшись с ней парой незначащих фраз, генерал повернулся вправо, чтобы перейти к стоявшей дальше старушке-чиновнице, но в это время оставленная им женщина извлекла из-под широкой накидки револьвер и почти в упор, не целясь, выстрелила в Трепова, в левый бок. Раненный, он упал, женщина выронила револьвер, на нее набросились дежурные офицеры, заломили руки. Тут же при допросе и в дальнейшем на следствии выяснилось, что женщина, назвавшаяся при записи на прием Козловой, на самом деле Засулич. В полиции имелось на нее дело, да и она без утайки рассказала о себе все.
Засулич Вера Ивановна, двадцати восьми лет, родом из-под Смоленска. Из многодетной семьи гжатских мелкопоместных дворян, в три года лишилась отца, юность прошла в разночинной молодежной среде. В 17 лет получила диплом учительницы, увлеклась идеями народников - все в традициях того времени. Случай свел ее с Сергеем Нечаевым, злым гением семидесятых, теоретиком крайних форм террора, лидером наиболее экстремистской части молодежи. В его организацию она не вошла, однако и само знакомство с "авторитетами" не проходит даром. Когда началось "нечаевское дело", полиция арестовала и восемнадцатилетнюю Засулич: на ее адрес из-за границы какое-то время приходили его письма.
Ни обвиняемой по делу, ни свидетельницей ее не определили, но без суда продержали в одиночке почти два года, а когда выпустили из Петропавловки, не только не извинились, но и влепили ссылку. Потом - жизнь под надзором полиции вдали от столиц, перемена десятка захолустных городов, бедность, болезни, несложившаяся женская судьба, нервность и замкнутость. Все это постепенно сформировало ее как человека, готового на крайность. Власти поработали на совесть, выпестовав из заурядной девушки-учительницы террористку, - она же не была таковой ни по убеждениям, ни по врожденным качествам и всю последующую жизнь неизменно сторонилась экстремизма.
На следствии Засулич объяснила свой поступок. За полгода до того, 13 июля 1877 года, при посещении Дома предварительного заключения Трепову показалось (вероятно, так и было), что один из гулявших во дворе арестантов, Боголюбов, не снял перед ним шапку. Генерал, уже чем-то взвинченный, рассвирепел и приказал того высечь. Жандармы выполнили приказ с особенным сладострастием и прилюдно, это возмутило всю тюрьму и вызвало бунт, жестоко, с побоями подавленный.
Засулич узнала обо всем этом из статьи в газете "Голос", находясь в Пензе. Ни Трепова, ни Боголюбова она не знала, но, возмущенная надругательством над человеческой личностью, укрепилась в сознании, что подобное нельзя оставлять безнаказанным, что "надо привлечь внимание" и что "если не я, то кто же"? По мере того как интерес общества к делу Боголюбова ослабевал, ее возбуждение только усиливалось. И вот нелегальный переезд в Петербург, долгая, тщательная подготовка и наконец - выстрел.
СУД ИДЕТ!
Петербургский окружной суд занимал в то время здание бывшего арсенала постройки В. И. Баженова (XVII век); с середины 60-х годов его приспособили для "судебных установлений" (сожжено в февральские дни 1917 года). Фасадом здание выходило на Литейный проспект, переходом вдоль Шпалерной соединялось с Домом предварительного заключения. Поблизости золотились купола Сергиевского всей артиллерии собора. В этих декорациях и разыгрывался последний акт дела Засулич. "Чистая" публика, получившая пригласительные билеты, разместилась в зале суда, революционно настроенная молодежь запрудила Литейный и Шпалерную. Когда процесс окончился и начали расходиться, за Невой на Выборгской загорелась огромная фабрика, и темно-багровые отсветы пожара придали месту действия зловещий колорит. История любит подобными знамениями курсивить важные события - лучше запоминаются.
Дело Засулич вызвало громадный интерес не только в России, но и во всей Европе (тогда это был "весь мир"). Публикации того времени и более поздние, отмечая решающую роль в ее судьбе нарастающего революционного и либерального движения, тем не менее отмечают, что полное оправдание подсудимой стало все-таки случайностью - благоприятно сошлись многие факторы. Вот если бы министр юстиции Пален не был столь "легкомыслен" и определил слушание дела не как уголовного, а как политического, оправдания бы не последовало. (Да "легкомыслия" и не было, просто ему не хотелось будоражить столицу еще одним политическим процессом, а виновность и осуждение Засулич представлялись самоочевидными, но получилось-то не так.) Или если бы обвинитель Кессель не был столь бесцветной фигурой и не зачитал бы свою речь по бумажке, а произнес ее с подобающей страстностью... Или если бы сановная публика в суде не относилась с таким презрением к Трепову... И если бы не были допущены судебные ошибки в ходе процесса... Если бы, если бы, если бы... Как острили позднее, "революция случилась оттого, что полиция недоглядела".
Никаких случайностей не произошло. Общество хотело, точнее сказать, общество жаждало пришествия терроризма. Можно воспринимать это как коллективное ослепление, временное умопомрачение, синдром самоуничтожения, наконец, но факт остается фактом: общество само накликало на себя терроризм, благословило его. Потом спохватилось - да поздно.
Кем был Трепов Федор Федорович, объект теракта? Шестидесяти шести лет, высоченный, дородный, деятельный. Смесь грубоватого солдафонства, властолюбия, самодурства, житейской сметки. Культурный уровень околоточного - "в слове из трех букв делает четыре ошибки: вместо "еще" пишет "исчо". Словом, свой, не враг. Таких (и до и после него) на Руси было пруд пруди, да и сейчас без труда обнаружится не один.
Но в русском обществе тех дней уже пятнадцать лет - с отмены крепостничества - шел процесс гражданского самоутверждения. Шел неспешно, строго дозированный высочайшим монаршим разрешением, но шел. Закон еще позволял сечь каторжника, но только до отправки по этапу, в тюрьме это не разрешалось. "Я человек неученый, юридических тонкостей не понимаю", - объяснялся Трепов, считая себя жертвой обстоятельств и интриг. И послал выпоротому Боголюбову чаю и сахару, чтобы зла на него не держал, - эдакая патриархальная простота, граничащая с издевательством (через пару лет Боголюбов умер в тюремной больнице в состоянии мрачного помешательства).
Чем меньше было отвоевано свобод, тем исступленнее реагировало общество на их попрание. В конфликте схлестнулись осколок прошлого и те, кто с надеждой заглядывал в обещанное европейское будущее России. Ни та, ни другая сторона не подумала обратиться к закону. Да и был ли закон столь свободен от произвола, чтобы каждый уверовал: "закон суров, но справедлив". Схватились кто за плеть, кто за револьвер.
Да, обвинитель Кессель звезд с неба не хватал: не трибун, не оратор. Но ведь все существенное сказано было. Что преступность стрелявшей признана ею самой; что недопустимо использовать безнравственные средства для достижения нравственных целей; что любой провинившийся человек (Трепов то есть) имеет право на суд закона, а не на самосуд Засулич; что "никакие самые красноречивые рассуждения не сотрут пятен крови с рук, покусившихся на убийство". Его не услышали, не захотели услышать.
О речи защитника Александрова, кроме как "блестящая", "неподражаемая", "историческая" и так далее в том же духе, современники не говорили. Он и впрямь сориентировался великолепно. Защищать подсудимую бесперспективно - слишком очевидно, что самоуправное убийство (или покушение на него) есть преступление. А вот всласть "попастись" на благодатной ниве обличения самодура Трепова - совсем другое дело. Это была беспроигрышная карта, общество жаждало либеральных перемен. Последовали гневные тирады о поруганном человеческом достоинстве Боголюбова, о мучительном стоне удушенного и униженного человека (читай - народа), даже о "сфере, которая не поддается праву, куда бессилен проникнуть нивелирующий закон", - каково! И это говорил юрист. Далее следовал переход к изломанной судьбе самой Засулич, к тому, что она, как "натура экзальтированная, нервная, болезненная", не могла остаться равнодушной к страданиям другого. (И имела право стрелять?) Вся техника покушения: приобретение револьвера, длительная подготовка, продуманность одежды, хладнокровный выстрел - все это адвокат походя дезавуировал выспренной метафорой "вдохновенная мысль поэта может не задумываться над выбором слов и рифм для ее воплощения" (это о том, что револьвер был выбран с наибольшей убойной силой?). И заключительный реверанс в сторону Европы, "которая до сих пор любит называть нас варварским государством". Однако на то и адвокат, чтобы соответственно настроить слушателей, даже если приходится манипулировать истиной и правом. А что же окружение - публика, присяжные, судья? Словно загипнотизированные, никто "не заметил" подмену тезиса (обличение Трепова вместо оправдания преступницы), неистово аплодируя эффектным пассажам защитника.
ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС А. Ф. КОНИ
И все же главное действующее лицо разыгранной пьесы и одновременно ее режиссер - председательствующий на процессе Кони, фигура знаковая в деле благословения будущего терроризма.
Кони Анатолий Федорович, в ту пору 34-х лет, интеллигент в третьем поколении, блестяще и всесторонне образованный, честное открытое лицо типичного шестидесятника. Юрист высочайшей квалификации, активный проводник судебной реформы, исследователь правовых проблем. Наблюдательный мемуарист, остроумный писатель, прогрессивно настроенный либерал.
Невольно напрашивается параллель с лучшими представителями наших демократов "первого призыва". Та же убежденность, что доказанная истина безоговорочно принимается всеми. Та же наивность, что и властям (вплоть до царей и президентов) нужна именно истина, а не что-то другое. Та же неспособность предвидеть, к чему на практике могут привести их прекрасно душные рассуждения. То же непонимание, что выпускаемые ими на свободу фантомы материализуются и начинают действовать уже независимо от воли своих создателей, очень часто - против них же. "Маленький Кони", ярый законник, как хотелось ему утвердить истину! Оказалось, мало быть умным, надо быть мудрым.
Выходя на процесс, он осознавал, что оказался между двух огней. Министр Пален без обиняков заявил ему, что Засулич должна быть осуждена: "Обвинитель, защитник, присяжные - все вздор, тут все зависит от вас!" Кони принял царь и, разумеется, "не опустился" до обсуждения дела и до беседы вообще. Но сам факт аудиенции - это уже установка. С другой стороны, Кони чутко улавливал настроение общества. Общество, доведенное до крайности "безобразиями" властей, особенно проявившимися в только что бесславно окончившейся Балканской войне "за освобождение славян", было расстроено, напряжено, болезненно восприимчиво и жаждало перемен. Частицей общества был и он сам.
Заключительное резюме Кони преподносится как образец объективности, логичности, судейской беспристрастности. Ну что же, посмотрим...
Практически каждый тезис обвинителя он развенчивает либо подвергает сомнению, причем использует не столько аргументы защитника (порой их просто нет), сколько свои собственные "тексты". Он напирает на особенное внимание к "внутренней стороне деяния Засулич", к ее личной несчастливой судьбе, он как бы мимоходом роняет фразы такого рода: "факт выстрела несомненен, но..." или "ее желание отомстить еще не указывает на ее желание убить" и т. п. Что это - объективность? Почему он так? Защитник, увлекшись патетикой обличения Трепова (чем и прославился), фактически не потребовал оправдания Засулич. "Она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною" - вот его последняя фраза.
Похоже, что все присутствовавшие, включая защитника и подсудимую, не считали возможным ее оправдание. Всем хотелось гневного осуждения Трепова (вообще властей) и мягкого, максимально снисходительного приговора Засулич. (Как в нашем знаменитом фильме "Берегись автомобиля" - "он крал, но он честный человек, пожалейте его, граждане судьи", и пришлось милейшему Юрию Деточкину все же отсидеть положенный минимум.) Похоже, что этого хотел и Кони, однако после выступления сторон ему, должно быть, показался реальным выход Засулич из зала суда "в кандалах". А этого общество ему бы не простило, не простил бы себе и он сам!
И Кони начал отрабатывать за адвоката, только более профессионально и целеустремленно. И перестарался. Концовка его резюме призывает присяжных "судить по убеждению вашему, ничем не стесненному, кроме голоса вашей совести". (А закон?) "Запоминается последняя фраза", как говорил Штирлиц. И через десять минут старшина присяжных произнес: "Нет, не виновна!" "Тупоголовый Пален" оказался прав: решили так, как подсказал судья, - механизм "всенародного одобрения" во все времена и при любых режимах одинаков, и министр хорошо знал этот механизм, но не слишком хорошо знал своего сотрудника Кони.
Вскоре после процесса террорист Кравчинский написал: "С выстрела Веры Засулич прошло всего полгода. Смотрите же, как разрастается наше великое движение... подобно тому, как лавина падает со все возрастающей скоростью. Подумайте, что же будет через какие-нибудь полгода, год?"
Ни Кони, ни сидящие в зале суда "сливки общества" об этом не подумали. Или - не хотели подумать?
БЕСЫ ВЫРВАЛИСЬ НА ВОЛЮ
Попробовали бы не оправдать? Некоторые из нас были бы перебиты у самого порога суда, наверное, были бы убиты прокурор, председатель и некоторые знатные посетители" - такой мотив "справедливого" приговора прозвучал в письме одного из присяжных. Вот оно: террор фактически еще не начался, а его неизменный спутник - страх - уже начал вершить суд и расправу. Тысячная толпа, заполнившая Шпалерную, все эти люди в широкополых шляпах, высоких сапогах и пледах (униформа революционных разночинцев) восторженно неистовствовали: "Теперь мы будем сами расправляться с притеснителями". И тут же продемонстрировали это со всей возможной неуклюжестью. В завязавшейся потасовке с жандармами один из студентов, случайно выстрелив, попал в своего и тотчас сам застрелился.
Впрочем, что молодежь! Рафинированная публика в суде повела себя так же. И не только титулованные недоумки вроде графа Баранцова, многие с азартом били себя в грудь, бормоча "это счастливейший день жизни!". Аплодировал канцлер Горчаков (лицейский товарищ Пушкина), умудренный жизнью восьмидесятилетний старец, - уж он-то, казалось бы, должен был сообразить, к чему поведет оправдание преступного выстрела. А за пару недель до суда сам пострадавший, едва оправившийся от раны Трепов, разъезжая в коляске по городу, заверял всех и каждого, что "будет рад, если она будет оправдана". "Фельдфебель" тоже хотел соответствовать времени. Весь этот коллективный психоз трудно объяснить одними лишь прогрессивно-либеральными настроениями общества.
Интересно, что в своих позднейших воспоминаниях Кони чаще говорит о "поступке" Засулич, а не о преступлении. Время постепенно стирает память о том, что было, хочется оправдать свое тогдашнее поведение, отсюда и успокаивающее "а был ли мальчик?": "С сечения Боголюбова надо считать начало возникновения террористической доктрины среди нашей "нелегальной" молодежи. С этого момента идея "борьбы" затемняется идеей "мщения"..." - утверждает он. Полноте, ваше превосходительство. И до того и после во множестве секли и правых и виноватых, "законно" и незаконно и - ничего. "Добро" терроризму дал оправдательный вердикт вашего суда.
С тех давних времен повелось: если террорист выступает против нас - это террорист, заслуживающий лишь осуждения, а если - за, то это уже как бы не террорист и с осуждением подождем. В 1923 году швейцарский суд присяжных оправдал убийц Воровского, советского представителя на международных конференциях. Даже эсеры, идеологи террора, назвали их - Конради и Полунина - "ополоумевшими мстителями за личные обиды и страдания". А в западной прессе писали, что "приговор суда совпал с правовым сознанием народных масс". Если против ненавистных большевиков, то и террористы уже не террористы, и спекуляции на "сознании народных масс" идут в дело.
В декабре 1996 года средь бела дня в центре Багдада четыре оппозиционера-террориста расстреляли кортеж автомашин, в одной из которых находился сын диктатора Саддама Хусейна. Разумеется, нападавшие не террористы, а "отчаянные храбрецы, обладающие огромным мужеством". На антитеррористическом саммите в Шарм-аль-Шейхе в 1996 году Англия и Франция не поддержали американского осуждения "кубинского терроризма". Все просто: они с Кубой - торговые партнеры. Англия при этом еще и ворчала, что прежде не мешало бы США перестать заигрывать с "Шинн Фейн", этим "легальным представительством ольстерских террористов". Сначала интересы, потом мораль. Двойной стандарт в оценках приводит, увы, лишь к расширению и упрочению базы терроризма.
"Побочные эффекты" стали постепенно непременным спутником терактов. Самый "одухотворенный" из террористов, любимчик мировой литературы Ваня Каляев, убийца великого князя Сергея Александровича (Москва, Кремль, 4 февраля 1905 года), несколько раз срывал намеченное из-за того, что в той же карете находились жена князя и племянники. Но ведь, дождавшись подходящего случая и бросив роковую бомбу, он мимоходом изранил и кучера Рудинкина. Игаль Амир, убийца израильского премьера Рабина (Тель-Авив, площадь Царей Израилевых, 5 декабря 1995 года), тоже "заодно", случайно ранил и телохранителя Рабина. "Я не хотел этого и очень сожалею", - сказал террорист в суде. Выпущенная Богровым, палачом Столыпина (Киев, Оперный театр, 1 сентября 1911 года), пуля, срикошетив, ранила скрипача в оркестре. А предшественники Богрова, еще в Петербурге охотившиеся на Столыпина, "по недоразумению" искалечили детей своей будущей жертвы. Эсерка Леонтьева в швейцарском кафе "по ошибке" застрелила местного обывателя Мюллера, "намеченный" ею царский министр Дурново вообще в это время в кафе не был. Фарс? Разумеется, но - кровавый.
Желябов с Кибальчичем, гоняясь за Александром II, 5 февраля 1880 года взорвали одно из помещений Зимнего дворца. Царя там не оказалось, но "при этом убито десять и ранено сорок пять человек нижних чинов Финляндского полка" (историки называют это четвертое покушение на Александра II "неудавшимся" - так-то). Исполком "Народной воли" выразил соболезнование по поводу "накладки": "с глубоким прискорбием..." и т. д. Они еще рядятся в тогу святых мстителей, они еще декларируют неприемлемость безвинных жертв - надолго ли? Спустя столетие некий Кевин Мак-Кенн, ирландский террорист, услышав об убийстве взрывом женщины-полицейского, исступленно зааплодировал: "Надеюсь, она была беременна! В этом случае мы одним ударом уничтожили бы сразу двух врагов". Думаете, это психический больной? Если бы...
В деле Засулич, несомненно, убедительным и серьезным является сам факт, толкнувший ее на покушение, - издевательство распоясавшейся власти над беззащитным человеком. И в наши дни многим понятны и близки стремления, например ирландцев (или корсиканцев, или курдов, или басков), к свободе и независимости. И тем не менее методы их достижения выглядят отталкивающими.
Терроризм, исповедующий догмат "я так хочу, я так решил", нередко и саму цель своих действий превращает в насмешку над здравым смыслом, в кровавый фарс. В 1898 году террорист заколол кинжалом Елизавету Австрийскую, несравненную Сиси, и поныне боготворимую всей Австрией. Ее "вина" заключалась лишь в том, что она была женой императора Франца Иосифа I, ненавидимого на Балканах. Это как облить кислотой рембрандтовскую Данаю - воистину от "идейного" террориста до шизофреника-маньяка один шаг.
А не так давно десятка три-четыре "отморозков" создали "армию освобождения Техаса", требуя возврата этого штата к статусу 1845 года, когда он не входил в США, и, чтобы не было сомнения в их серьезности, начали брать заложников из числа первых встречных. Еще в некоторых штатах подобные "джентльмены" организовали серию бессистемных взрывов - где попало. Они, видите ли, против разрешения абортов! Мрачно-знаменитый Кужинский 18 лет терроризировал США, рассылая пластиковую взрывчатку по университетам (за эту пристрастность его окрестили Унибомбером). Оказалось, он рассердился на индустриальный мир за нарушение экологии, поселился в избенке без телевизора, телефона, электричества, душа и склонял, как мог, других к такой же жизни. А противники проведения в Стокгольме Олимпиады-2004 отметились поджогами нескольких домов (не своих, разумеется). Нужны еще примеры?
Казалось бы, беспроигрышный для терроризма момент в деле Засулич - ее жертвенность. На десятилетия вперед это стало морально-этическим оправданием: "Убивая, я одновременно обязательно жертвую собой". Звучит вроде бы красиво, но какое облегчение жертве террора от этого? Все религии мира осуждают самоубийц. "Возлюби ближнего как самого себя" означает и "возлюби себя, твоя жизнь священна, распоряжаться ею может только Он".
Идейно терроризм начинается фактически с того, что человек оказывается способным переступить через свою жизнь - опасайтесь самоубийц! Голодовкам и самосожжениям с целью "привлечь внимание", "выразить протест" общество нередко рукоплещет, не замечая очевидного: отсюда не более полушага, чтобы легко переступить и через чужую жизнь.
От "романтической" жертвенности ранних террористов до "террора самоубийц" путь оказался очень коротким. Пятнадцатилетняя девчушка увенчивает гирляндой цветов индийского премьера Раджива Ганди, и в тот же миг закрепленная на ее талии взрывчатка разрывает их обоих на части (близ Мадраса, 21 мая 1991 года). А вот фотография парада арабских смертников в Килькилии: они в черных масках с прорезями для глаз, рука сжимает автомат. Назавтра кто-то из них сядет за руль тяжелого грузовика, начиненного взрывчаткой, и отправится в последний путь. Потом следующий, потом еще один. Точь-в-точь евангельское стадо свиней, в которых вселились бесы: "и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло". Но теперь не библейские времена, в специальных школах на место "потонувших" готовят новых бойцов самого безжалостного, дикого, фанатичного отряда террористов.
Интересно, как бы прокомментировали это те, кто почти 130 лет тому назад рукоплескал "святой" жертвенности Засулич?
Ислам, как и другие религии, осуждает самоубийство, но обычное, "бытовое" самоубийство несчастного слабого человека - по-арабски "антахар". А самоубийство с одновременным нанесением удара врагу - "асташад" - это уже как бы не самоубийство, а жертва на алтарь Всевышнего. "Слова, слова, слова", скажете вы, но не так думают идеологи террора. Не пытайтесь дискутировать с террористами, уверяю вас, о заповеди "Не убий" они размышляли не менее других. Не забвение нравственных догматов определяет их поведение, но способность переступить через них. Выступая в суде, убийца премьера Рабина Игаль Амир рисовался: "Возможно, Бог действовал вместе со мной" (при этих словах его мать содрогнулась: "В моего сына вселился дьявол"). "Как же вы, религиозный человек, сын раввина, забыли о заповедях?" - "Но в Законе есть более сильное предписание "спасения души", я поступал по нему". При этом он сатанински ухмылялся - "беретта" сделала свое дело, а "текстами" можно жонглировать так и эдак. Точнее всего о нем сказала вдова убитого охранника Рабина Лея - "недочеловек".
Савинковцы на упрек в нарушении заповедей, цитировали из Писания: "По делам вашим воздастся вам" - и сделали изречение девизом своей террористической организации.
Спор предполагает, что есть две стороны, в данном случае это не так: вторая "сторона", террористы - это бесы, которые не по заблуждению, а сознательно противопоставляют себя людской морали.
И ТОГДА НЕ ОБОШЛОСЬ БЕЗ ПИАРА
Как восприняли дело Засулич тогдашние "инженеры человеческих душ", "духовные пастыри общества", писатели то есть? Разумеется, появилась уйма стихов, на разные лады склонявшие и рифмовавшие "свободу", "честь", "стоны братьев" и прочий вздор в том же духе. Новый "товар" - террор - начали продвигать на рынок. Живой классик Тургенев, до времени одряхлевший в своем заграничном далеке, откликнулся очередным стихотворением в прозе. Перед высоким порогом стоит девушка, готовая на холод, голод, тюрьму, смерть, а также и на одиночество, презрение, безвестность. "Войди!" Девушка переступает порог, вслед ей несется: "Дура!", "Святая!" Последнее слово все-таки "Святая!". От Тургенева и нельзя было ждать иного, уж слишком чутко он прислушивался к конъюнктуре, слишком ревниво пекся о своем имидже "отца" революционных "детей". На какое дело идет девушка, через что переступает, об этом ни слова. Как в зале суда - аплодисменты, восторг, умиление и - пустота.
Сколько блистательных талантов тогда и позже обращалось к образам террористов! И удивительное дело: все вроде бы осуждают, развенчивают, клеймят, а читателя, в особенности молодого, неудержимо привлекают эти отверженные, демонические борцы за справедливость. Даже в "Орле или решке" Алексея Толстого, где физиологически омерзительный террорист, предатель и провокатор Азеф, олицетворяет собой порочную и безнравственную, но все же влекущую жизнь-игру, "в которой ставками были золото, головы министров и революционеров, дорогие кабаки и женщины". Что же говорить о "Праведных" Альбера Камю с его то ли осуждением, то ли восхищением "героями" вроде Каляева.
Задумывались о нравственных аспектах и в революционной среде - не сводилась ведь она к психопатам да маньякам. И в то время как Савинков-эсер хладнокровно посылал своих "бомбистов" на дело, Савинков-писатель предлагал им "новую", логически четкую мораль: "Одно из двух: или "Не убий", и тогда мы разбойники, или "Око за око, зуб за зуб". А если так, то к чему оправдания? Я так хочу и так делаю". Рассуждая подобным образом, он отбрасывает как ненужный словесный хлам и "интересы революции", и "целесообразность". Можно убить и мужа своей любовницы. "Кто дал тебе право? Кто позволил?" - "Я сам позволил себе". Такое привлекало (и привлекает) многих.
Казалось бы, за столетие с моральным развенчиванием терроризма достигнута полная ясность. Да так ли? Перед казнью в июне 2001 года Тимоти Маквея, на совести которого жизни 168 человек (это он подогнал начиненный взрывчаткой грузовик к торговому центру "Оклахома-Сити" 19 апреля 1995 года), американские СМИ закружились в истерической свистопляске. Они, описывая "героя", говорили, каким бравым солдатом он выступал во время "войны в заливе", как был награжден бронзовым крестом, как любил бешеную езду, что читал, ел, предпочитал... Удивительно ли, что десятки девушек из самых удаленных штатов возжелали от него ребенка? Полагаете, они симпатизировали терроризму? Смешно даже предположить, но, окажись они подругами будущих маквеев, не станут ли они и их соучастниками?
И как бы ни открещивались от бесов писатели и журналисты, а проблема "терроризм и СМИ" существует. Профессионалы из антитеррористических центров утверждают, что нередко интересы тех и других совпадают: стремление к известности, сенсационности, детективу... Так что не все просто с осуждением терроризма.
В зале суда 31 марта был и Ф.М. Достоевский, существует версия, что он одобрил оправдание Засулич. Неужели мог оправдать терроризм он, только что в "Бесах" обнаживший мерзость нечаевщины, предвидевший савинковцев и кампучийских кхмеров с миллионами их жертв? Но конечно же он видел, что Засулич - это не Нечаев, и вот его слова: "Наказание этой девушки неуместно, излишне. Следовало бы выразить: иди, ты свободна, но не делай этого в другой раз... Нет у нас, кажется, такой юридической нормы, а чего доброго ее теперь возведут в героини".
Как в воду глядел - возвели. Так было, так будет - никто не хочет слушать пророков.
(1849-1919) российский политический деятель, публицист, критик
Вера Ивановна Засулич родилась в деревне Михайловка Смоленской губернии в семье небогатого помещика - отставного капитана. После смерти отца она воспитывалась у родных в имении Бяколово. Как Вера вспоминала позже, в своей одинокой юности она мечтала о «деле», о подвигах, о борьбе. Любимыми авторами ее были М.Ю. Лермонтов и Н.А.Некрасов, а главной святыней - исповедь Наливайки, героя поэмы К. Рылеева.
Закончив немецкий пансион в Москве, в 1867 г. Вера Засулич сдала экзамен на звание учительницы. Но работы по специальности не было, и около года она прослужила в Серпухове писцом при мировом судье. С лета 1868 года она стала жить в Петербурге, где работала в женской переплетно-брошюровочной мастерской-артели и одновременно преподавала в воскресной школе для рабочих. Постепенно она начала принимать участие в революционных кружках.
В конце шестидесятых годов, Вера Засулич сближается с народниками. Поскольку она дала свой адрес для пересылки корреспонденции из-за границы С.Г. Нечаеву, лидеру организации «Народная расправа», в которую входила ее сестра, ее также привлекают к «нечаевскому делу». Засулич арестовывают и в течение двух лет содержат в Литовском замке и Петропавловской крепости в Петербурге. В марте 1871 г. в административном порядке она была выслана в с. Крестцы Новгородской губернии, затем в Тверь. Новая высылка в город Солигалич Костромской губернии последовала после ареста за распространение революционной литературы.
С декабря 1873 г. Вера Ивановна Засулич проживала в Харькове, где поступила на акушерские курсы. Постепенно она налаживает связи и вскоре вступает в киевский народнический кружок «южных бунтарей», а осенью 1875 г. переходит на нелегальное положение. Летом 1877 г., после разгрома кружка полицией, она вновь меняет местожительство и отправляется в Петербург, где работает в Вольной русской типографии общества «Земля и воля».
24 января 1878 года.Засулич по собственной инициативе совершила покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова в знак протеста против издевательства над политзаключенными. На суде она заявила, что «хотела обратить внимание общества на это происшествие и сделать не таким легким надругательство над человеческим достоинством». Процесс над Верой Засулич стал общероссийским событием. Благодаря блестящей защите 31 марта того же года она была оправдана судом присяжных под председательством известного адвоката А. Кони.
В российском обществе, многие согласились с ее позицией ответа насилием на насилие. По стране прокатился целый ряд акций индивидуального террора. Сама же Вера Засулич уже в 1901 г. выступила против подобной реакции на события, назвав ее «бурей в открытом пространстве».
Во время процесса она превратилась в национальную героиню. Как писал И. Тургенев, «история с Засулич взбудоражила решительно всю Европу». Поэт Я. Полонский посвятил ей стихотворение «Узница». Но все же друзья посоветовали революционерке эмигрировать в Швейцарию, чтобы избежать возможного нового ареста. Однако ей претила позиция стороннего наблюдателя. В 1879 г. она возвращается в Петербург, где сближается с Г. Плехановым. Оставаясь противницей «систематического» террора, после раскола «Земли и воли» в августе 1879 г. Вера Засулич вместе с Плехановым и своим близким другом Л. Дейчем вошла в группу «Черный передел».
Полиция буквально по пятам следовала за народовольцами, и в январе следующего года, Вера Засулич вместе с Плехановым, Дейчем и Я. Стефановичем вновь эмигрировала в Швейцарию. Вместе с П. Лавровым она руководила «политическим Красным Крестом», оказывавшим помощь политзаключенным и ссыльным.
В начале восьмидесятых годов, Вера Ивановна Засулич вступает в переписку с Карлом Марксом , что в дальнейшем повлияло на изменение ее позиции. В 1883 г. в Женеве она участвовала в создании первой русской марксистской группы «Освобождение труда».
Определяя свою позицию, Вера Засулич попросила Маркса высказать его точку зрения на судьбу крестьянской общины в России. В своем ответе тот утверждал, что «община является точкой опоры социального возрождения России». Вера Засулич перевела на русский язык работу Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке» и написала к ней предисловие. Общение с Энгельсом продолжалось в течение двух лет, с 1883 по 1885 год; они не только были в переписке, но и неоднократно встречались. Убеждения Засулич постепенно менялись. Она оставалась верной народническим идеалам, но понимала, что за будущее марксизмом.
Она продолжала переводить сочинения К. Маркса («Нищету философии», «Процесс против Рейнского окружного комитета демократов»), Ф. Энгельса («Внешняя политика русского царизма», «Отставка буржуазии», «О социальном вопросе в России», «Анти-Дюринг»), труды К. Каутского, Э. Маркс-Эвелинг. Одновременно она начинает работу над собственным большим сочинением - «Очерком истории Международного общества рабочих». В статье «Революционеры из буржуазной среды» Вера Засулич критически оценила идеологию восьмидесятников и либералов. Молодежь увидела в ее работе «теоретическое объяснение упадка русской интеллигенции».
Продолжая заниматься общественно-политической работой, Вера Засулич заведует типографией группы «Освобождение труда», является секретарем Русского социал-демократического союза. Раздраженные ее деятельностью власти высылают ее в 1889 г. вместе с Плехановым из Швейцарии. Она переезжает во Францию, где поселяется в деревне Морне.
С девяностых годов Засулич становится видным публицистом, участвует в издании литературно-политического сборника «Социал-демократ». Ее статьи были посвящены критике индивидуального террора, описанию деятельности Степняка-Кравчинского как летописца революционной России. В это время она впервые высказывает мысль о том, что террор может стать причиной гражданской войны.
Вера Засулич представила собственное понимание деятельности Дмитрия Писарева , написала ряд литературно-критических очерков о Н. Чернышевском, В. Слепцове. Особое место в ее критическом наследии занимает анализ деятельности французских энциклопедистов. Книга «Вольтер, его жизнь и литературная деятельность» (1893) стала первым легальным изданием в России работы марксистского характера. Своеобразным продолжением стала книга «Жан Жак Руссо: опыт характеристики его общественный идей» (1899).
Получив право на жительство в Швейцарии, в марте 1897 г. Вера Ивановна Засулич поселилась в Цюрихе, вошла в «Союз русских социал-демократов за границей», занялась редактированием его изданий «Работник» и «Листок работника». Фактически она оказалась связанной с самыми разными организациями: представляла группу «Освобождение труда» на первом и втором съездах «Союза», выступала против «экономистов»; являлась членом революционной организации «Социал-демократ», возникшей после раскола «Союза русских социал-демократов за границей». В качестве автора она сотрудничала в петербургских марксистских журналах «Новоеслово» (1897), «Научное обозрение» (1894-1903). Ее взгляды можно определить как социал-демократические, она последовательно доказывала их, участвуя в деятельности 2-го Интернационала.
С декабря 1899 по март 1900 г. Вера Засулич нелегально находилась в России, где установила связи с местными социал-демократами, впервые встретилась с В. Лениным. С 1900 г. она становится членом редакции газеты «Искра», продолжая поддерживать отношения с Георгием Валентиновичем Плехановым . Уже в новом качестве сотрудника «Искры» Засулич пыталась договориться с теоретиком «легальных марксистов» П. Струве о совместной литературно-издательской деятельности.
Вновь выехав за границу, она поселилась в Мюнхене, после переговоров со Струве вошла в «Заграничную Лигу русских революционных социал-демократов». Засулич ратовала за расширение членства в социал-демократической партии, выступала против ограничения ее рамками подпольной работы. Она также активно полемизировала с Лениным по вопросам строительства партии, считала, что партия для Ленина - это его «план», его воля, руководящая осуществлением плана. По ее мнению, политическая партия не должна становиться террористической организацией.
После Второго съезда РСДРП, Вера Засулич становится одним из лидеров меньшевизма. В это время она уже не принимает террор и насилие как средство достижения власти.
В ноябре 1905 г. после амнистии политических заключенных, Вера Засулич получила возможность вернуться в Россию, где гут же начала сотрудничать в легальных газетах «Начало», «Русская жизнь», «Народная дума», выходивших до 1907 года. После поражения революции 1905-1907 гт. она вновь переходит на нелегальное положение, уезжает на хутор Греково, находившийся в Тульской губернии, и практически отходит от активной политической деятельности. Засулич не могла изменить своим убеждениям о неприемлемости насилия, но видела, что ее идеи оказались оторванными от реальности.
В десятые годы она впервые выступила в качестве переводчика художественной литературы, переводя сочинения Вольтера , Оноре де Бальзака , Герберта Уэллса . Переводы позволили ей стать членом Всероссийского общества писателей и Всероссийского литературного общества.
В годы Первой мировой войны, Вера Ивановна Засулич занимала откровенно националистическую позицию, выступив со статьей «О войне» (1916), в которой говорила о необходимости продолжения войны до победного конца. Пытаясь реконструировать деятельность группы «Освобождение труда», она работала в организации «Единство» и в ее печатном органе газете «Освобождение труда». Она по-прежнему верила в то, что власть можно завоевать только политическим путем.
После Октябрьской революции, Вера Засулич выступала с осуждением политики большевиков, обвиняла их в узурпации власти, репрессиях. Она полагала, что именно деятельность ее товарищей подготовила почву для воцарения «красных вождей», растоптавших в один день все светлые демократические идеалы ее поколения. Л. Дейч признавался, что Засулич говорила ему, что ей даже не хочется жить. Ведь в свое время, она даже жертвовала своим здоровьем, чтобы успеть сделать все необходимое для дела революции.
По совету друзей, Вера Ивановна Засулич начала писать воспоминания, частично они были опубликованы в журнале «Былое», но полностью вышли в 1931 году.
31 марта 1878 года - 135 лет назад - суд присяжных вынес оправдательный приговор террористке Вере Засулич. Он был как гром среди ясного неба. Точнее сказать, так восприняли этот приговор власти. Публика же (по-нынешнему - общественность) с нетерпением ждала и с восторгом приветствовала это решение суда присяжных.
Чтобы понять этот удивительный приговор и реакцию на него тогдашней общественности, следует рассказать, какие события ему предшествовали. 6 декабря 1876 года у Казанского собора Санкт-Петербурга состоялась студенческая демонстрация. Выступление студентов было мирным, но, как сказали бы нынче, «несанкционированным». В дело, как и полагается в России, вступила жандармерия, и в ходе разгона сборища был арестован, а затем приговорен к каторге студент А. С. Боголюбов.
13 июля 1877 года столичный дом предварительного заключения, где осужденный студент дожидался отправки по этапу, посетил петербургский градоначальник генерал Трепов. Проходя по тюремному двору, генерал увидел на прогулке трех заключенных, среди которых был Боголюбов. Все трое перед «высоким превосходительством» сняли шапки, но тот был не в духе. «Почему арестанты гуляют вместе?» - грозно прорычало «высокое превосходительство». Тюремная стража еще не успела ответить, как Боголюбов вежливо пояснил вельможе, что он не подследственный, уже осужден, и на него правило «не кучковаться» не распространяется. «Молчать! - заорал Трепов. - Не с тобой разговаривают. В карцер его!».
Растерявшаяся администрация не больно расторопно выполнила приказ «его высокопревосходительства», и пока Трепов шествовал и разносил тюремное начальство, Боголюбов снова попался на глаза градо-начальнику. При этом на сей раз шапки не снял. Генерал приказал осужденного высечь. Такая экзекуция в те времена в России была запрещена. И надо сказать, что Трепов, поостыв, решил отложить порку до согласования с министром юстиции графом Паленом. Но тот разрешил и наказание состоялось, а весть об инциденте мгновенно облетела Петербург. Об этом написали все газеты. Россия была возмущена. Ну, «передовая общественность» - она ведь только возмущаться и умеет, а вот серьезные ребята из революционных кругов решили, что Боголюбов должен быть отомщен. Именно к этой публике и принадлежала Вера Засулич. Потому 24 января 1878 года в приемной господина столичного градоначальника прогремел выстрел.
Так случилось, что в этот же день в должность председателя петербургского окружного суда вступил выдающийся российский юрист Анатолий Федорович Кони. Дело Веры Засулич подлежало юрисдикции суда присяжных, так как преступление квалифицировалось как уголовное.
Граф Пален полагал, что очевидное и неопровержимое покушение на Трепова не вызовет у присяжных никаких сомнений в виновности террористки. Власть тогда, как и сегодня, была «страшно далека от народа». Зато А. Ф. Кони в таком исходе дела был вовсе не уверен, о чем и предупредил министра юстиции. Он очень хорошо знал настроения в обществе, да и сам, честно говоря, был во власти этих настроений. Достаточно указать на добрые знакомства Кони с Тургеневым, Достоевским, Некрасовым и другими выдающимися деятелями русской культуры того времени. Сатрапская выходка Трепова вызвала всеобщее отвращение, тогда как выстрел Веры Засулич - если уж не симпатию, то несомненное сочувствие.
Подтверждением этих настроений явились затруднения и в назначении государственного обвинителя на этот процесс. Умный, образованный В. И. Жуковский отказался от этой роли сразу. Не менее авторитетный юрист (и поэт) С. А. Андреев спросил, может ли он связать на суде преступление Засулич с незаконными действиями Трепова? Министр ответил: «Нет!». И Андреев тоже отказался поддерживать обвинение. Наконец, буквально уговорили выступить обвинителем К. И. Касселя - прокурора столичного окружного суда.
Если с кандидатами в обвинители затруднились, то от желающих защищать террористку не было отбоя. Первоначально Засулич хотела отказаться от адвоката и защищать себя сама, но затем переменила решение. Выступить на защиту этой женщины многие питерские юристы почтили за честь. Окончательный выбор пал на блистательного Петра Акимовича Александрова. Кстати, бывшего прокурора. «Дайте мне это дело, и я не сомневаюсь, что доведу его до оправдательного приговора», - сказал адвокат при назначении участником процесса.
Председателем судебного заседания стал сам Анатолий Федорович Кони. Министр Пален был убежден, что никто другой не проведет этот процесс так, как это сделает председатель окружного суда - в точном соответствии с законом.
Судебное заседание открылось 13 марта 1878 года за час до полудня. Зал был полон. Вне зала стояла огромная толпа. В отличие от бесцветной речи обвинителя, речь защитника была блистательной и убедительной. Перед удалением коллегии присяжных в комнату совещания Анатолий Федорович напутствовал их коротким словом. В своем резюме он просил присяжных ответить на три вопроса.
Первый - виновна ли подсудимая в том, что решилась отомстить генералу Трепову за наказание Богомолова и, приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января с. г. ранение генерал-адъютанту Трепову?
Второй - если Засулич совершила это деяние, то имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова?
Третий - если Засулич имела целью лишить жизни Трепова, то все ли она сделала для достижения этой цели?
Свое краткое обращение к присяжным Кони завершил так: «Указания, которые я вам сделал, есть не что иное, как советы. Вы можете их забыть или принять во внимание. Вы произнесете по этому делу решительное и окончательное слово. Вы его произнесете по убеждению вашему, основанному на том, что вы здесь видели и слышали, ничем не стесненному, кроме голоса вашей совести».
Дальнейшее известно. Когда старшина присяжных произнес вердикт, публика в зале и вне его устроила длительную овацию. Вера Засулич была тут же освобождена из-под стражи.
Власти были крайне раздражены, чтобы не сказать - взбешены. Последовал приказ немедленно арестовать террористку, но было уже поздно - Веру надежно спрятали друзья, а через некоторое время нелегально переправили за рубеж. Анатолию Федоровичу Кони и Петру Акимовичу Александрову их бескомпромиссное служение закону и профессиональному долгу стоило карьеры. На долгих 20 лет А. Ф. Кони попал в опалу.
Почему я нашел нужным обратиться к этой полузабытой истории? Да потому, что она и в нынешней России очень поучительна и современна. И тогда, и сегодня в России шли реформы. В том числе - и судебные. И тогда, и сегодня эти реформы наталкивались на бешеное - с пеной у рта - сопротивление. В России сегодня, как и тогда, появился суд присяжных, призванный ограничить произвол судебной системы. Но тогда, как и сегодня, к удивлению властей, выяснилось, что он судит по-своему. То есть присяжных не столько интересует буква закона, сколько общая совокупность обстоятельств, приведших обвиняемого к преступлению. И руководствуется коллегия присяжных при вынесении вердикта здравым смыслом и велением совести.
Ведь что, с точки зрения порядочных людей, произошло тогда, в 1877 году? Распоясавшийся хам-начальник грубо попрал закон. Власть на это никак не прореагировала. Более того - дала свое «добро» на это хамство и самоуправство. Знакомая картина, не правда ли? Возникла естественная реакция общества на это событие. Выстрел Веры Засулич, конечно же, по всем канонам был преступлением. И в то же время он стал материальным воплощением этой реакции общества. Это был акт самозащиты общества от беззакония властей. Там, где власть нарушает и игнорирует собственные законы, неизбежно возникает самоуправство и неуважение к закону и власти. Разве читателю не напоминает это наше российское сегодня?
Процесс Веры Засулич имел огромные, трагические, непоправимые последствия в истории нашего Отечества. Получив ясный сигнал, что общественное мнение находится на их стороне, террористы всех мастей распоясались. Прошла волна терактов, не закончившихся убийством даже самого царя-реформатора. Убитого, между прочим, накануне того, как он решил дать стране Конституцию. Кто знает, как сложилась бы судьба России, не будь хамской выходки петербургского градоначальника, выстрела Веры Засулич и оправдательного приговора коллегии присяжных 31 марта 1878 года? Как никто не может предсказать судьбу современной России при наплевательском отношении к закону ее властей. Это ли не урок для нас - нынешних?
Исаак Фельдштейн
